- Меня покропи! - приказал волхв. - Там вода живая! Да шевелись ты, копуша, я ж щас тут концы отдам, пока ты возишься, башка дурная!
Иван, аж высунув язык, взялся поливать обгоревшего старика кристально прозрачной, чуть светящейся жидкостью. Там, куда падали чудесные капли, кожа вмиг светлела, розовела, молодела, а все раны и ожоги бесследно испарялись.
Украдкой княжич капнул чуть-чуть и себе на ладони - они страшно болели, все еще чувствуя жар огненной ноздри Врыколака. И всего-то миг Иван ее касался - страшно даже подумать, во что бы превратились руки, задержись чуточку долее…
Чудесная жидкость помогла и здесь - краснота тут же сошла, боль испарилась бесследно. Иван хотел было капнуть и на отрубленный бабой-ягой мизинец - вдруг тоже исцелится! - но живая вода закончилась. И княжич в ужасе схватился за голову - для Яромира-то вовсе ничего не осталось!
- Дедусь, а у тебя еще есть?! - вскрикнул он, роясь в переметной суме Светозара.
- Не суетись, кудрявый, на него тратить без надобности… - отмахнулся волхв, устало поднимаясь на ноги. - Оборотень - зверюга живучая… Коли сразу не сдох - оклемается… Голову об заклад ставлю - уже к полудню здоровей нас с тобой будет…
- Хорошо, коли так… - недоверчиво покосился на него Иван, таща Яромира к коню. - Ух, тяжелящий!… Как бы его человеком оборотить, чтоб полегче стал?…
По счастью, Светозар при виде матерого волколака ничуть не испугался. Что ему такая ерунда - он у самого Даждьбога в колеснице хаживал!
Все еще донельзя слабый, Всегнев Радонежич прихромал следом, с некоторым сомнением глядя на солнечного коня. Увезет ли троих? Вес-то - тьфу, пустяк, да только спина-то у него все же не змеиной длины… Где ж на ней разместиться этакой кучей?…
- Дедушка, а Яромир точно оклемается?
Волхв задумчиво поковырял в ухе и поманил Ивана пальцем. Тот послушно наклонился.
- Во-первых, я тебе, кудрявый, не дедушка, - степенно молвил старик. - Я вообще никому не дедушка - у меня внуков и в задумке быть не может. Ибо детей нема - откуда ж внукам-то взяться? А во-вторых… во-вторых…
Всегнев нехорошо ухмыльнулся и что есть мочи шарахнул Ивану посохом по хребтине. Тот подскочил и заныл:
- За что?! Ну теперь-то за что?!
- Да все за то же! Что, кудрявый, решил, что я вас, хитников, после всего этого прощу?! А в рот тебе не плюнуть, а?! Вы мне за яблочко мое еще не один раз кровавой юшкой умоетесь! Давай, грузи эту дохлятину!
В четыре руки они с Иваном кое-как погрузили волколачью тушу на Светозара и прикрутили ее потуже ремнями. Кряхтя и морщась, Всегнев Радонежич взобрался следом и уселся меж конской шеей и мохнатой грудой.
- А я?… - растерянно шмыгнул носом Иван.
- А ты, кудрявый, рядышком пехом пойдешь. Ничего, небось не боярышня - пробежишься, не помрешь…
Иван обиженно насупился. Но делать нечего - не сгонять же старика с лошади?
- Сбегай-ка лучше за цацкой своей! - указал пальцем волхв.
- Э?…
- Меч твой, кудрявый, меч! - постучал Ивану по голове сердитый старик. - Или пущай торчать остается?… Думаешь, булатное дерево из него вырастет?
Княжич ошалело поморгал, раскрыл рот и бросился бежать. О Самосеке-то он совсем позабыл! Это ж он вылетел из взорвавшегося Врыколака - больше нечему!
Чудо-меч остался точь-в-точь таким, как прежде. Ничуточки не пострадал, раскалился только до ужаса. Иван сорвал плащ, бережно закутал драгоценный клинок, глупо улыбнулся и понес Самосек на вытянутых руках, точно любимое дитя.
На восходе зарозовела молодая заря. Начинался новый день. Лучи утреннего солнышка доползли до бредущего по полю коня и ласково коснулись заросших шерстью век.
Яромир сонно чихнул и открыл глаза, недоуменно взирая на мирно шагающего рядом Ивана. Теряя сознание, он думал, что очнется уже в Ирии… да и то вряд ли - пустят его в Ирий, как же! Прямо в Навь отправят, в самое Пекло, к подножию гранитного трона Нияна!
- Я что - живой? - удивленно прохрипел он и тут же скривился от лютой боли.
- Живой покудова, - сердито буркнул Всегнев Радонежич. - Хотя и зря.
- А где?…
- Где положено.
- А куда?…
- Куда надо.
- Да я щас тебе все расскажу! - пообещал Иван. - Мы, значит, с дедушкой Всегневом…
- С коня меня снимите сначала, - перебил Яромир. - Ноги затекли - сам пойду…
- Пойдет он!… - фыркнул волхв. - Пойдет! Лежи смирно, бритоус, у тя еще не все кости на место встали…
- Дедусь, ты нас до лагеря только подвези, ладно? - торопливо попросил Иван. - Тут недалече уже! А дальше мы уж сами, сами!…
- Сами они!… - снова фыркнул волхв. - Сами! Нет уж, вы теперь от меня так легко не отделаетесь! Я с вами теперь до Тиборска доеду - челобитную вашему князю подам, пеню за яблоко скраденное стребую! Да еще за шишку эту! Вовек не расплатитесь! Ничё, ужо попомните меня, хитники!
Глава 38
В тронном зале царила мертвая тишина. Ни звука, ни шороха.
За окном разгоралась заря. По полу лениво полз солнечный зайчик. За ним следил круглый птичий глаз. Мутный, усталый, равнодушный…
О пленнике в золоченой клетке все словно позабыли. Сокол-оборотень сидел нахохлившись, время от времени разминая когтистые лапы.
Скучно. Жажда мучает. И есть хочется. А кормить никто не собирается. Уж четвертый день в клюве крошки единой нет. Дольше бы не было, да четвертого дня какая-то холопка из татаровьев сжалилась - сунула украдкой хлеба краюху.
Еле слышно скрипнула дверь. Чуть живой Финист поднял голову - к столу на цыпочках кралась молодица редкой красоты.
Василиса Прекрасная. Со свертком. Сокол повернул голову, глядя на сверток то одним, то другим глазом. Из него явственно доносился плеск.
- Ешь! - чуть слышно прошептала Василиса, просовывая меж прутьев лепешку, ломоть солонины и - самое главное! - миску с водой.
На миг Финист заподозрил подвох. Доверять этой юной ведьме он не спешил - поди разбери, что там у нее на уме… Конечно, она в этом дворце тоже вроде как пленница… да только не все тут ясно…
Но кишки подводило так, что хоть вешайся, и фалколак плюнул на осторожность. Он бережно, смакуя каждую капельку, опорожнил миску и так же медленно склевал хлеб с мясом, чувствуя, как по всему телу разливается уже не чаемая сытость.
- Помнишь ли меня, дядька Финист? - беспокойно спросила Василиса.
- Помню, конечно, - нехотя ответил сокол. - Ты у Овдотьи Кузьминишны, тетки моей двоюродной, ведовству обучалась…
Он и в самом деле хорошо помнил голоногую девчонку, десять лет жившую в избе на куриных ногах. Десять долгих лет - с восьми и до восемнадцати. Маленькая Василиса помогала старой ведьме по хозяйству, собирала для нее лесные травы, скоблила летучую ступу, каждый день ставила у печи две миски с молоком - коту и домовому. Десять лет она потихоньку обучалась чародейным премудростям и незаметно расцветала, из невзрачной девчонки-замухрышки превращаясь в удивительную красавицу.
