Но что внутри? Нет, невозможно
узнать. Ведь внешность – не душа.
«Такою ценою? Нет!..»
Такою ценою? Нет!
Быть другом твоим заклятым?
На искренность мне в ответ —
вся ложь твоя. И расплатой
за ложь эту – только боль
медлительная… все та же…
Оставь! Прекрати. Не тронь.
Побойся! Судьба накажет.
Уйду я! Закрой глаза,
мне вслед не смотри, не стоит!
Обиды твоей гроза —
угрозою мне пустою.
Обиды твои не чту,
стихия твоя – актерство.
Убьешь ты легко мечту.
Оставь для другого притворство.
Все лики твои я сжег
в душе, на жертвенном ложе…
Забыть ложь любви я смог!
А значит, ты сможешь тоже.
Московская осень
Туча огромная – шляпой над городом
в серой дремоте дождя,
сонным и душу туманящим мороком
тенью осеннего дня
мягко прикрыла от света все улицы.
Контуры темных домов
смазала влажно. И город нахмурился,
кутаясь в серый покров.
Только церквушек по-прежнему радостно,
мокро блестят купола,
и на земле, ветром взрыта безжалостно,
в лужах синеет вода.
И пешеходов раскрытые зонтики,
словно цветные грибы,
фары машин в сетке лучиков тоненьких
плавно плывут, как шары.
Ранние сумерки сине-сиреневой
сыплют на город пыльцой.
Темный асфальт влажной кожей шагреневой
мягко блестит меж листвой.
Быстро темнеет. Туманно и холодно.
Осень, плащом шелестя,
тихо проходит по сонному городу
в мягкой вуали дождя…
* * *
Из письма Ладе:
«Но я абсолютно не могу сочинять! И ты это знаешь, как никто другой. Но даже тебе я не могу описать этого жуткого состояния. Мой дар не пропал, я это чувствую! Но он будто бы искусственно удерживается внутри меня, и от такого долгого простоя… как бы тебе лучше объяснить… в общем, мне кажется, что внутри меня словно образовался нарыв. И он мне причиняет нестерпимую боль. Это ужасное состояние! Я могу писать стихи и в то же время в моей нынешней сущности мне это запрещено. Словно передо мной невидимая стена, о которую хочется разбить голову!»
Не жизнь – сплошное любованье
делами злой моей Судьбы.
Мое безмерное страданье
и крик с вершин ее дыбы,
и стоны в ночь и безысходность,
и непосильный вес невзгод,
весь этот путь… намек на звездность?
Но как же тяжек звездный гнет!
Я падаю, прошу пощады.
Дай отдышаться, отпусти!
Судьба, прости, твоей награды
безмерной мне не донести!
Твоих бесчисленных уроков
не выучить и не понять.
Таких коротких жестких сроков,
таких ударов оправдать
я не могу! Иссякли силы,
терпенье, воля… Дай вздохнуть!
А пожалеть не хочешь, милость
я попрошу: прерви мой путь…
«В тот день, из ничего буквально…»
В тот день, из ничего буквально:
стул сдвинут, зонт, пальто…
Вопрос незначаще банальный:
зачем пришел и кто…
Шаг в комнату из коридора.
Окно раскрыто, свет,
рукой отогнутая штора
и темный силуэт…
Плывущий дым от папиросы,
спокойный оборот
ко мне. Обычные вопросы,
но чуть прикушен рот…
Но взгляд скользит куда-то мимо,
и дрогнула рука.
Ее вдруг спрятала за спину,
легко сказав: «Пока».
Глаза мятежно потемнели…
Наверное, обман?
Когда и что понять успели!
И вдруг возник – роман…
«Зимний сумеречный свет…»
Зимний сумеречный свет
словно пепел светло-серый…
Я запомню твой ответ,
данный мне в аллейке сквера.
Мы гуляли долго днем,
солнце белое слепило.
Я сказал: «Мы все умрем!
Ты забудешь все, что было».
Я сказал: «Смотри, снежок
так легко в ладони тает…
Что ж печалиться, дружок?
Все проходит! Кто не знает
этой истины! Смотри —
только солнце в мире вечно.
Со щеки слезу сотри,
грусть уйдет… Живи беспечно».
Ты ответила: «Душа
словно снег? Любовь – снежинка?
И она водой ушла
В твоем сердце? Но ошибка
думать, что любовь лишь миг
и проходит быстротечно.
Память сердца – целый мир.
Я люблю – лишь это вечно!»
Зимний сумеречный свет
за окном туманом тает…
Я запомню твой ответ:
«Кто любил – не забывает».
* * *
Из письма Ладе:
«Мои тетради были свалены в кучу на столе, тут же находилась стопка исписанных листков. Я начал читать и постепенно так погрузился в мир прежних поэтических грез, другого сравнения подобрать не могу, что существующая действительность уже не так сильно напрягала меня. Да, только в творчестве я мог найти утешение! Я понял это, едва начав читать свои стихи. Это был особый мир, который мог примирить, мне кажется, с чем угодно.
«Никаких задач не ставить
И писать, что хочется!
Душу звонкую прославить,
Избежать пророчества…
На земле стоять, закинув
В восхищеньи голову.
Видеть небо…», – бегло, но жадно читал я.
И тут же в нетерпении перевернул страницу, словно хотел быстрее нахвататься энергии своих стихов, наполниться ею до отказа.
«Тревожит что-то. Я пишу, что вижу:
Кленовый лист упал к моим ногам.
В огромных лужах ветер воду лижет,
И дождь бежит по выпуклым зонтам.
Осенний вечер выбелен туманом…»
И снова я, не дочитав, перевернул лист. Какое-то смутное беспокойство охватило меня.
«Сначала! Чистую страницу
Открою. Что писать?
