– Не бойся, – Эмилиан протянул ему руку. Мальчик не двинулся с места. Его мысли казались застывшими и неподвижными, парализованными, как и его тело. Но в мыслях не было сопротивления. – Возьми меня за руку, – приказал Эмилиан. Мальчик подчинился. Эмилиан отвел его в дом, велел лечь на кровать в свободной комнате по соседству с той, где все еще лежала его мать.
– Хочешь, чтобы я его привязала? – спросила Дарла.
– Не думаю, что он попытается сбежать.
– Не скажу того же о его матери… – Дарла вспомнила оставшегося на улице Дарила Зутера. – Нужно избавиться от тела и машины.
– Только не пей больше его кровь, – предупредил Эмилиан.
– Я знаю, – улыбнулась Дарла. – Мертвецами невозможно насытиться. Я видела это в твоих воспоминаниях.
– В воспоминаниях Гэврила, – поправил Эмилиан. – В своей жизни я не пил кровь мертвецов.
Он дождался, когда Дарла уйдет, и вошел в комнату Габриэлы. Она не спала. Лежала на кровати, открыв глаза, и испуганно смотрела куда-то в пространство. В ее мыслях был упрек и сожаление. Но упрек не Эмилиану. Упрек себе. Она все еще считала себя ответственной за его жизнь, его поступки. Считала, как в тот день, когда будучи ребенком, он вложил ей в голову эти мысли. Тогда это было не сложно. Тогда ему казалось, что он может подчинить себе весь мир, если захочет. Но со временем эта способность почти угасла, как скоро угаснет и он сам.
– Тебе уже не хватает моей крови? – тихо спросила Габриэла.
– Если я буду продолжать пить твою кровь, то ты умрешь. Ты хочешь умереть?
– Я не хочу, чтобы ты убивал людей, – Габриэла вздрогнула, услышав новый крик Клары Зутер.
– Это всего лишь одна женщина, – соврал Эмилиан, зная, что смерть ребенка Габриэла ему не простит. – К тому же она все еще жива.
– А та, что была до нее? Ты приводил ее пару дней назад. Я слышала ее голос, затем крик.
– Дарла?
– Ты запомнил ее имя?
– Она стала моим слугой.
– Вот как?
– Да. Я сначала хотел убить ее, но потом, вспомнив о тебе, решил сохранить жизнь. Ей было почти столько же лет, как и мне. Внешне столько же.
– И ты хочешь, чтобы я тебя похвалила?
– Почему бы и нет? – Эмилиан хотел улыбнуться, но встретив гневный взгляд Габриэлы, поджал губы. – Если тебе станет легче, то Дарла не обижается на меня.
– Не обижается на то, что ты изменил ее жизнь? – Габриэла грустно рассмеялась.
– Ничего уже не вернешь. К тому же благодаря ее крови я стал сильнее. Еще немного, и я смогу вернуться на пастбище Гэврила и сразиться с ним.
– Так все это ради пастбищ?
– А ради чего еще жить?
– Не знаю. Ты же можешь прочитать мои мысли. Посмотри, ради чего в твоем возрасте жила я.
– В моем возрасте ты не умела даже говорить.
– Ты знаешь, что я имею в виду.
– Знаю, – Эмилиан устремил взгляд за окно, в ночь. Было слышно, как хлопнул багажник. Эмилиан видел глазами Дарлы, как она погрузила тело Дэрила Зутера, села за руль его машины. – Ты думаешь, я смогу жить, как все люди? Думаешь, смогу встречаться с девушками вместо того, чтобы пить их кровь?
– Почему бы и нет? Что в этом плохого?
– Не знаю. Может быть, если бы ты знала о том, что такое голод, то не уверяла с таким азартом о каких-то там отношениях.
– Голод?
– Представь желание заняться сексом, о котором в последние годы ты уже забыла, только умножь его на сто, нет на тысячу раз.
– В сексе нет ничего зазорного, если это делается по обоюдному согласию. А твой голод… Он убивает людей… – Габриэла снова услышала крик женщины в соседней комнате, попыталась подняться. Эмилиан принял этот жест за проявление нежности. Он шагнул навстречу приемной матери. – Не трогай меня! – остановила его Габриэла.
– Я тебе противен?
– Я зла на тебя, – Габриэла поморщилась, услышав новый крик, но сил, чтобы встать, не хватало.
– Противен. Противен всем, кто узнает о том, какой я. Так что не говори мне о сексе и о девушках, с которыми нужно встречаться. Они испугаются и оттолкнут меня, как это делаешь сейчас ты.
– Отпусти женщину, пока она жива, и мы уедем отсюда, начнем все сначала.
– Ради чего?
– Просто, чтобы жить. Доверься мне, и я научу тебя, покажу.
– Покажи сейчас. Докажи, что я тебе не противен.
– Ты мне не противен.
– Я вижу в твоих мыслях обратное.
– Ты ошибаешься.
– Как я могу ошибаться? Я вижу все, о чем ты думаешь. Забыла?
– Тогда загляни в мои воспоминания. Загляни в мою юность. Разве ты видишь, чтобы я пила кровь или причиняла боль другим людям? Нет. И не смей говорить, что в той жизни нет радости и голодной страсти. Она есть у всех – это голод, о котором ты говоришь, одна из его разновидностей. Так что отпусти женщину, которая, – Габриэла повысила голос, – уже достала кричать, и давай начнем все сначала. Я объясню тебе… Да нет, к черту, ты сможешь сам увидеть в моих воспоминаниях, что такое быть подростком.
– Почему ты думаешь, что мне это понравится.
– А почему ты думаешь, что это тебе не понравится?
– Я не знаю… – Эмилиан подошел ближе. – Покажи мне. Если я тебе не противен, докажи, что это так же хорошо, как пить кровь, – он заглянул приемной матери в глаза. – Или же ты врешь, и я тебе все-таки противен?
– Дело не в этом, просто…
– Значит, противен.
– Нет! – Габриэла нервно облизнула пересохшие губы. – Просто у людей обычно такого не бывает. Ну… Ты мой сын, я твоя мать.
– Я тебе не сын. А ты мне не мать.
– Но я воспитала тебя.
– Мы вместе всего пару месяцев. К тому же ты говоришь, что секс лучше чем кровь, называешь это чуть ли не благодатью небесной. Почему бы тогда нам не разделить эту благодать? – Эмилиан смотрел на приемную мать, требуя немедленного ответа. Но ответа не было. – Помнишь, я говорил тебе, что когда-то давно Гэврил и остальные истребили всех самок нашего вида? – спросил Эмилиан. Габриэла осторожно кивнула. – Так вот я помню, вернее видел в чужих, не принадлежащих мне воспоминаниях, как проходило спаривание, о которым ты говоришь, как о высшей благодати. И знаешь, в нем не было ничего хорошего. Ты слышала о пауках, самка которых убивает самца, когда он оплодотворит ее? – и снова этот ждущий ответа взгляд. На этот раз Габриэла кивнула. – Так вот, в нашем виде происходило нечто подобное.
– Но без женщин все стало еще только хуже, ведь так?
– Без женщин вы, люди, получили шанс выжить, шанс на существование рядом с нами, – губы Эмилиана изогнулись в подобии улыбки. – Шанс презирать нас, испытывать к нам отвращение. Обвинять нас…
