— Мама? — Мать повернулась к ней, посмотрела совершенно пустыми глазами. Сердце Сенеки упало. В серых, некогда небесно-голубых глазах был только туман, и такой же туман был у нее в голове.
— Белль, ты принесла карты? — голос звучал хрипло и слабее, чем обычно.
Сенека перевела дыхание. Глубоко вдохнула.
— Мама, это я, Сенека. — Она подошла ближе к матери. Бренда наклонила голову.
— Карты? Мы не можем играть без карт.
Сенека часто слышала воспоминания матери о подруге Белль, еще одной вольной душе из числа ее друзей по колледжу. Среди других ее приключений, таких как сидячие забастовки и марши протеста, была поездка в Вудсток в тысяча девятьсот шестьдесят девятом, три дня мира, любви и музыки, и наркотиков, конечно, тоже. Завтрак в постель на четыреста тысяч человек, как любила говорить ее мать. Это была цитата, но она никогда не могла вспомнить, кто это сказал на фестивале. Другая ее любимая фраза была: «Если ты помнишь шестидесятые, то тебя там на самом деле не было».
Теперь на ее мать было тяжело смотреть — волосы совершенно седые и непричесанные, артритные шишки на пальцах, глубокие складки вокруг рта, скрипучий голос бывшего курильщика и эти пустые глаза… Сухие губы потрескались… Давно исчез даже след прежней страстной, активной, полной жизни женщины с тягой к некоторой дикости.
— Нет, мама, это не Белль. — Она нежно взяла мать за подбородок, чтобы удержать ее внимание. — Это Сенека, твоя дочь. Почему ты не ешь? Мы же говорили об этом в прошлый раз. Помнишь?
Она знала, что у матери есть некоторые задатки примадонны, и отказ от пищи может оказаться уловкой для привлечения внимания. На мгновение у нее в сердце вспыхнул гнев, смешанный с горечью.
— Ты же понимаешь, что тебя убивает не эмфизема, ты сама довела себя до такого состояния…
Впрочем, Сенека пришла не для того, чтобы ссориться с матерью. Но она не могла смириться с тем, что теряла последнего на свете человека, который любил ее, интересовался ею. А Бренда любила ее, пока…
Мать смотрела безучастно, и Сенеку вдруг прорвало:
— Как тебе удавалось оставаться всю жизнь такой сильной? Такой уверенной и независимой? Пока ты не заболела, у тебя не было ни тени сомнения, ни секунды нерешительности. Всегда такая, черт возьми, непреклонная. И почему эти качества не перешли ко мне? Мне кажется, я не выдержу, не выдержу… — Она отвернулась от Бренды. — Черт, что я говорю? У меня такое несчастье… — Она подавила рыдание. — Мама, Даниель…
— Я думаю, Белль мухлюет. Но я позволяю ей выиграть. Для нее очень важно выиграть. — Даже эти несколько слов вызвали у Бренды одышку.
Подождав еще немножко, Сенека взяла ее за руку.
— Они хоть заботятся о тебе, мама? У тебя все в порядке?
— Да, но мне нужны игральные карты.
Сенека подошла к краю кровати и села.
— Надеюсь, у тебя все в порядке. — Она погладила мать по руке. — Думаю, ты бы мной гордилась. У меня были чертовски трудные две недели, но я еще на ногах. — «Звучит глупо, зато правда», — подумала она.
Было так странно разговаривать с Брендой, которая даже не узнает ее. Мать стала совсем чужой. Бывали дни, когда у нее случались непредсказуемые моменты прояснения. Поначалу периоды ясности были более долгими, но с годами сократились до нечастых искр, которые болезнь быстро гасила.
Сенека не представляла, как зацепить и вытянуть к реальности хотя бы небольшую часть сознания матери. После короткой паузы она начала сначала:
— Я только что вернулась из Мексики. Помнишь, я говорила, что мы с Дэном собираемся там пожениться? Помнишь?
— Ты заказала ушные свечи?
Сенека закусила нижнюю губу. До того как ее мать заболела болезнью Альцгеймера, она владела магазинчиком товаров альтернативной медицины. Ушные свечи были из его ассортимента.
— Да. Их уже отгрузили. — «Невинная ложь».Магазин продан год назад. Он никогда не был прибыльным, но в нули выходил. Она посмотрела на мать и ее привычно замутило. — Но я проверю еще раз. Мы не останемся без ушных свечей!
Сенека встала и поцеловала мать в лоб.
— Я люблю тебя, мамочка, — прошептала она. — Мне тебя очень не хватает.
— И не забудь эхинацею. Скоро сезон гриппа.
— Конечно. — Сенека помолчала. — Я обо всем позабочусь.
— Мне так хочется пить.
Сенека взяла с ночного столика пластиковый кувшин для воды. «Не просто пуст, а сух, как Аравийская пустыня. Когда его в последний раз наполняли? Пластиковая чашка в том же состоянии. Сучьи дети».Она схватила и кувшин, и чашку.
— Сейчас принесу воды.
Бренда Хант улыбнулась, но Сенека понимала, что не ей.
В коридоре Сенека остановилась у поста медсестер.
— Извините, — сказала она, глядя на молодую медсестру, которая болтала по мобильному, жеманно наклонив набок голову и хихикая. — Извините! — повторила она несколько громче.
Сестра закрыла телефон.
— У моей матери совсем нет воды, — сказала она негромко, но так, что ее голос был слышен очень хорошо и очень далеко.
— Скоро кто-нибудь придет…
— Нет, — сказала она еще громче. — Не «скоро», а сейчас. У нее нет воды уже бог знает сколько времени, и она очень хочет пить.
— Мы делаем обходы. Вы же понимаете, она не единственный пациент в клинике. Мы стараемся как можем.
Сенека с размаху поставила кувшин и чашку перед ней на стол.
— В этом кувшине воды нет уже несколько часов, а может, и дней. Как можно оставить ее без воды? Она ничего не ест. Кто-нибудь это заметил? Я не могу здесь стоять целый день — каждый день — и следить, чтобы она получала необходимый уход! За это я плачу вам!
— Мисс Хант, успокойтесь.
Сенека обернулась на голос — это была старшая медсестра, которую она встретила, едва войдя в больницу.
— Я очень хочу успокоиться. Ничего так не хочу, как душевного спокойствия. Я очень хочу быть уверена, что когда я отсюда уезжаю, о моей матери заботятся. Она сегодня поела? Вы поменяли ей пеленку?
— Мы все…
Сенека сказала негромко и спокойно:
— Просто налейте ей воды в кувшин, ладно? Если это не слишком сложно.
— Сейчас, — сказала сестра и забрала кувшин и чашку.
Сенека повернулась к выходу. Но прежде чем отправиться к машине, она зашла в бухгалтерию «Парк Вью» и выписала чек за этот чертов уход на следующий месяц. Сев в машину, она вставила ключ в зажигание, но поворачивать не стала, а положив руки на руль, опустила на них подбородок. Мать надо переводить в другое место, получше. Но это дорого. В журнале ей платили прилично, но не запредельно. Срок аренды квартиры истекает. Другую квартиру, где они собирались жить с Дэном, она не потянет, и вряд ли она получит назад задаток. И что, если ей не удастся возобновить аренду?
