Даниель сжал ее руку, потом указал на развалины Темпло Майор у них за спиной.
— Вот то, что осталось от Стены Черепов — эта стена была буквально сложена из человеческих черепов и покрыта штукатуркой. Можешь представить, сколько крови лилось по ступеням этого храма. Нельзя забывать, что это была другая культура — культура, где все подчинялось религиозным верованиям.
— И ты не считаешь, что Монтесума поступал дурно?
— Я этого не говорил. Я сказал только, что мы должны попытаться понять, почему,а не только чтои как.Мы должны понимать обычаи и систему верований каждой цивилизации.
Они замолчали. Он смотрел на руины.
— Иногда я чувствую, что почти в силах перешагнуть тонкую грань времени и пространства и оказаться в их мире. Бывает, я прикасаюсь к артефактам, а они говорят со мной. Звучит странно, я понимаю.
— Ничуть, — Сенеку всегда восхищал его энтузиазм. Его восторг был заразителен и будоражил ей душу. — И как ты только терпишь меня? Я-то по натуре сухой скептик. Я полагаюсь только на факты, уже установленные. Иногда мне хотелось бы иметь менее аналитический склад ума.
— Ах, но это же неизбежно, если ты хороший журналист.
Она погладила его по щеке и склонила голову набок.
— Господи, как же я люблю тебя, Даниель Берналь!
Он накрыл ее ладонь своей.
— Итак, перед тем как я позволил себе вскарабкаться на воображаемую кафедру, ты спрашивала, что могло случиться с останками Монтесумы.
— И что ты думаешь?
Он пожал плечами.
— Время было неспокойным. Испанцы могли запретить им кремировать императора. В конце концов, церковь и кремация всегда плохо сочетались. А теперь это тайна пятисотлетней давности. Возможно, мы никогда не узнаем этого. Хотел бы я обсудить пропажу погребального сосуда с моим старым наставником, профессором Флоресом.
— Почему нет? Разве он не здесь же, в Мехико, в университете?
— Он вышел на пенсию и уехал в джунгли, на какой-то остров.
— А ты не можешь убедить правительство разрешить тебе продолжать исследование храма и довести раскопки до конца? Кто знает, что еще ты найдешь…
Даниель покачал головой.
— Испанцы строились прямо поверх Теночтитлана. Они накрыли весь ацтекский город своим. Историческое значение испанских зданий не позволяет разрушать их, а нам пришлось бы это делать. То, что нам разрешили провести такой объем работ, уже удача.
— Что дальше? — к ним подошел Карлос, технический ассистент.
Даниель потер губы указательным пальцем.
— Я хотел бы сделать кое-какие заметки, а потом продолжим исследование гробницы видеозондом.
Карлос и видеотехник участвовали в работе мексиканской археологической партии от телеканала «Мехикали», и, в отличие от большинства остальных, Карлос бегло говорил по-английски. Сенеке показалось, что он чем-то обеспокоен и немного нервничает.
— Доктор Берналь сказал, что вы, возможно, потомок Монтесумы? — обратилась Сенека к Карлосу.
— Да. Моя семья до сих пор носит эту фамилию.
— Монтесума?
— Моктесума, — он выделил голосом небольшое различие в произношении. — Вот, — он протянул ей свою визитную карточку работника телеканала «Мехикали», — смотрите, как пишется: Моктесума.
Сенека рассмотрела имя, затем медленно произнесла его.
— Легко понять, как оно превратилось в Монтесуму.
— Испанцы записывали так, как расслышали, — сказал Даниель.
— Я подумывал взять ацтекское имя, но все знают меня как Карлоса.
— Тогда у вас должен быть особый интерес к этому месту, — сказала Сенека, пряча его карточку в карман.
— Больше, чем вы думаете.
— Давайте сделаем перерыв на обед, — предложил Даниель. — Думаю, всем нужно отдохнуть. Соберемся снова через час и продолжим видеозапись.
— Мы можем пойти все вместе, — Сенека кивнула Карлосу. — Я читала в путеводителе, что недалеко отсюда есть знаменитая кантина Бар Ла Опера. Панчо Вилья якобы въехал туда на лошади и, требуя обслуживания, выстрелил в потолок из револьвера. Говорят, дырка от пули еще осталась.
— Это для туристов, — ответил Карлос.
— Пожалуй, я не пойду, — сказал Даниель. — Мне нужно кое-что записать. Перехвачу что-нибудь с остальными.
Видеотехник вышел из-под тента и жестами спросил, что делать дальше.
— Они хотят сделать перерыв, — сказал Карлос.
— Не опасно мне будет оставить оборудование? — показала Сенека на свою камеру.
— Все оборудование Мехикали тут, — Карлос указал на группу солдат, стоящих за лентой, что обтягивала место раскопок по периметру. — И охрана есть.
Мексиканские власти поставили этих солдат, чтобы они не пускали на раскопки любопытных.
— Пойдем с нами, Даниель. — Она потянула его за руку. — Это интересно.
— Мне нужно доделать работу. Чем скорее мы закончим, тем скорее уедем на Юкатан.
— Хочешь, я останусь с тобой?
— Нет, ты иди.
— Ну, тогда отправляйся к своим записям. Но обещай, что все-таки поешь. — Потом она сказала Карлосу: — Я только положу камеру и возьму сумочку. Не уходите без меня. — И вместе с Даниелем направилась к тенту.
Несколько минут спустя она вышла и оглянулась.
Видеотехник махал рукой, стоя у Стены Черепов. Сенека подошла к нему.
— А где Карлос?
Он пожал плечами.
— El по esta aqui.
— Он остался? Это странно. Мы собирались пойти…
Взрывная волна ударила ее с такой силой, что подбросила в воздух и футов двадцать тащила по старинной каменной кладке мостовой. Смятая и оглушенная, несколько секунд она не могла двинуться. Сумев наконец открыть глаза, она обнаружила, что лежит у подножия Темпло Майор, а в небе над ней — столб черного дыма.
Ее взгляд остановился на теле видеотехника, лежащем в нескольких футах от нее. Его голова была повернута под неестественным углом — словно бы отделилась от позвоночника и легла поверх плеча. Глаза, устремленные на нее, застыли.
До нее донеслись звуки сирен и панические крики. Ее веки налились свинцом, и глаза под их тяжестью сузились и закрылись, а когда дым рассеялся, стала видна Стена Черепов.
МЕРТВАЯ ТИШИНА
2012, Мехико
Сенека заморгала и раскрыла глаза. Сколько она здесь лежит? Она решила, что лишь несколько секунд, раз помощь еще не подоспела, а небо черно от дыма. Каждая мышца, каждый сустав, каждая косточка горели от боли. Кашляя от дыма, она попыталась сесть. Кровь текла ей прямо в глаз, и она вытерла кровь. Ощупала голову, чтобы найти, откуда она течет. Рана оказалась под волосами, мокрая и липкая. Все болело. Ее трясло, было трудно дышать, бедро, которым она ударилась о землю, жгло, глаза закрывались, а в ушах стоял пронзительный звон, отзываясь на вой сирен и крики о помощи.
