– И что же, брат Хардри, ты хочешь знать? То, о чём я уже упоминал – о начале времён? О днях, когда стоял Асгард?
Адепт подался вперёд, лицо его словно вплыло в сферу света от свечи, и та будто вспыхнула куда ярче. Тьма заливала глубокие морщины, таилась на дне глазниц, но голос жреца звучал ровно и невозмутимо.
– За первыми вратами стоит пара архонтов. Если ты следовал верным путём, не отклоняясь и не затеняя свои помыслы суетным или жадным, архонты отворят тебе створки. Говори с ними почтительно и отвечай правдиво, ибо они станут спрашивать. Вопросы их полны изощрённого коварства, ибо не дело простодушных созерцать истечение золотого луча, поэтому архонты суровы.
Но того, кто ответит на их вопрошания, они проводят с великой честью.
– Что же они станут спрашивать? – не удержалась Райна. Жрец чуть улыбнулся.
– Вопросы их разнятся. Повествования неодинаковы и не сходятся в деталях, лишь в главном. Как истекает луч, кто видит его начало, кому открыта средина и кому – конец? Знаком ли тебе престол, что поверх семи небес, что за семью вратами и стражей четырнадцати архонтов? Лицезрел ли ты стремящихся пожрать луч, поглотить его?
– И как же на них отвечать? Много хаживала я между мирами, но никогда и нигде не видывала ни золотых лучей, ни врат с архонтами…
Улыбка на губах брата Хардри сделалась едва ли не пренебрежительной.
– Мудрый понимает, что тайна скрывается за множеством покровов. Поэтому он готовится к восхождению вдоль золотого луча, постится, свершает омовение, шёпотом произносит гимны и потом садится в угодную стражам пути позу, скрестив ноги и низко опустив голову. Затем ему раскрывается то, что внутри, он воочию лицезреет спускающийся к нему златой луч, ступает на него и начинает подъём. Все грады, и царства, и страны видит он под собою, шаг его лёгок, и душа радостна. Однако чем дальше от земли поднимается он, тем чернее становится воздух вокруг, и путника начинает одолевать страх, что он уже никогда не сможет вернуться, ибо золотой луч тоньше самого тонкого волоса, и развернуться на нём невозможно. Лишь у первых врат дозволена передышка, однако там же странника ждёт первая пара архонтов, что подвергнет его строгому допросу.
Райна заметила, насколько напряжённо и неотрывно слушает жреца Старый Хрофт. Отец словно боялся пропустить и единое слово. Для самой же воительницы все эти разглагольствования казались полным и совершеннейшим бредом.
– Ни заклятия, ни печати, – продолжал тем временем брат Хардри, – во что часто верят непосвященные, не защитят от ярости архонтов. Лишь знание и умение видеть истинный смысл вопросов.
– Но если адепт минует первую пару адептов, то идти дальше ему будет всё труднее и труднее, – подхватил вдруг Старый Хрофт. – Всё, что оставил он при себе ненужного в помыслах, сделается тяжким грузом и станет увлекать вниз. Дыхание пресечётся, и взоры наполнятся кровью. Половина из ступивших на эту дорогу достигнет первых врат и лишь половина половины – вторых.
– И вторая пара архонтов, – весь подобравшись, словно перед броском, продолжал Хардри, – задаст уже иные вопросы. Видел ли ты Сидящего на Престоле, откуда берет начало златой луч? Видел ли ты сияние Его чертогов, где на стенах смарагдового камня высечено всё, что было, что есть и что будет? И если странник ответит «видел!», пламя, вырвавшееся из его собственного тела, поглотит его, ибо скажут архонты – коль видел ты уже всё, зачем тебе туда? И если ответит он «не видел!», архонты столкнут его вниз, сказав: не умеющим смотреть слепцам нечего делать возле Престола, ибо, даже имея глаза, не узрят ничего и ничего не поймут.
– Поэтому мудрый ответит «видели глаза мои, но не душа! Видел мой разум, но не душа! Видело сердце мое, и преисполнилось любви к увиденному, и потому как всё те же мои глаза, но не та сегодня моя душа, и видел я всю славу Престола, но и не видел в то же время!» – и тогда архонты пропустят его, – перехватил Старый Хрофт.
Райна ничего не понимала. Какие «престолы»? Какие «архонты»? Отец отродясь не упоминал ничего подобного.
– Именно! – брат Хардри даже привстал. – Зримая история великого Хедина – лишь отблеск истины, пусть ей довольствуется простонародье. Мы идём по золотому лучу к истине скрытой, потаённой, скрывающей себя за символами и загадками.
– Всё труднее восхождение, – перебил его Старый Хрофт. – Всё сильнее давит на грудь, невозможно дышать, и уже чернота, не кровь, заволакивает взоры.
– Иные адепты, что записывали каждый свой шаг и каждое слово, падали замертво, – прошептал Хардри, – свитки, заполненные сперва крепкими и ровными строчками – ибо дух оставался силён, – превращались в скопище каракулей. Но вопросы оставались. Что породило свет златого луча? Подобен ли он обычному лучу? В какие одежды облачается он, достигая тварного плана? Ибо не семь, не четырнадцать, но семижды семь архонтов видит странник, поднимаясь к седьмым и последним вратам.
Именно эти архонты облачают в пурпур Сходящего с Престола, Того, кто запрягает звёздных коней в великую Колесницу, что с грохотом и лязгом устремляется с высей, где воздвигнуты чертоги, вниз, где уже и мы можем лицезреть Его; множество ликов Его открываются нам, мужские и женские, и один из них – лик Познавшего Тьму. А за всем этим – Тот, кто спускается с неведомых высот, где нет даже нашей путеводной нити – златого луча, кто воплощается, восседая на Престоле, от кого нисходит всё, и даже сам великий Хедин…
Проклятые вопросы задаём мы и странники, что пускаются в опаснейший путь к чертогам Престола. Ужасен лик Восседающего на Нём, ужасен и невыносим для смертного и даже ты, древний бог, едва ли смог бы глядеть на Него, ибо Он – Начало и Конец…
Голос Хардри упал до почти неслышимого шёпота, виски блестели от пота.
– Источается золотой луч, нисходит вниз, обретает формы и меняет их. Хедин – имя ведомо нам, но сколько ещё неведомо?.. И где тот источник, что порождает сияние?.. Великая тайна Хедина, Познавшего Тьму, кроется в нём самом… Начало и конец миров, жизнь и кончина человеческие, участь души за смертной дверью, владения ужасного Демогоргона и столь же страшного Орлангура – всё это занимает наши умы или порождает ночные кошмары. Но мы – слуги великого Хедина, Познавшего Тьму, и к нему обращены все наши помыслы. Нет в сущем тайны глубже, величавее, кошмарней, чем тайна божественности. Златой луч достиг смертных земель, облачённый архонтами в одежды, сделался Хедином, сбрасывая их одну за другой, представал нам в ином виде, по незнанию принимаемом за «иного Хедина», якобы «не бывшего изначально богом», но всего лишь «истинным магом». И нам неведомо, познал ли Познавший самого себя, восходил ли он сам путём золотого луча, и если восходил – то что видел он там, ибо никаких текстов великий Хедин нам не оставил. Что ж, люди тем и отличаются, что должны взять знание собственными силами. Особенно такое.
– Великий Хедин оттого и велик, – негромко заметил Старый Хрофт, – что сделался Богом. Сотворил собственную божественность. Но не подобно чародею, плетущему изощрённые заклинания. Иные силы, ужасные по мощи и непонятные смертному, вступили в дело. Ужасные и непонятные даже мне.
