Боргильдова битва была великой несправедливостью, великим падением естественного порядка вещей. И даже свержение Молодых Богов не исправило всё зло, сотворённое ею. Асгард не восстал из пепла, великий О́дин не воссел обратно на свой высокий трон, погибшие асы не возродились, их души сгинули в неведомых безднах посмертия.
И это тоже было несправедливо.
И мир не будет справедлив, пока это не удастся исправить.
– Рандгрид! – Голос отца.
Не бойся, великий О́дин, твоя дочь не подведёт.
Огонь медленно угасает, и лишь пламенеющие очертания Асгарда остаются в сгущающейся тьме.
Райна стоит, всё тело бьёт крупная дрожь, а в вытянутой правой руке – белоснежный меч с голубоватыми рунами, сейчас, как и видение валькирии, медленно бледнеющими, растворяющимися в бесцветии металла.
– Ты сумела, – бледно улыбается Оружейница. – А я, признаться, боялась…
– Валькирии многое могут выдержать, – оскаливается в ответ воительница.
– Не сомневался, дочь моя. – Отец оказался рядом, положил руку Райне на плечо. – И… твой меч хорош. Очень хорош. Благодарю тебя, Айвли.
Та лишь дёрнула щекой.
– Теперь твой черёд, великий О́дин.
– Я готов. А ты, Оружейница?
– Думаешь, я слабее твоей дочери? – огрызнулась альвийка.
– Думаю, что да, – без колебаний кивнул Отец Дружин. – Ты не бессмертна. А сейчас вдобавок измучена… родами первого меча.
– Никогда не слышал, что женщинам случается рожать двойню или даже тройню? – не осталась в долгу Айвли.
– Тогда я жду. – Плечи Отца Богов расправлены, сам он стоял так, словно за его спиной замерло готовое к атаке бесчисленное войско, куда могущественнее того, что вышло на Боргильдово поле.
– Приготовься, владыка Асгарда. – Голос Оружейницы ломался от боли, но держалась она по-прежнему прямо, не сгибая спины. – Приготовься, потому что в этих родах боль делится поровну. Тебе половина и мне половина, всё честно. Зато вся слава, что можно добыть с этим клинком, – твоя.
– Если ты забыла, Айвли, мне довелось в своё время немало провисеть на священном ясене, пронзённым копьём, потому что руны могла открыть только жертва. Не надо рассказывать мне о боли, Оружейница. В конце концов, я был на Боргильдовом поле.
– Да-да, – прошипела альвийка, глаза её сузились. – Как я могла запамятовать! Разве гордый Отец Богов, свидетель всех эпох этого мира, может смириться, чтобы какая-то Айвли читала ему наставления! Она, что в сравнении с ним живёт считаные мгновения и кого друг оного Отца Богов бросил в своё время, словно портовую шлюху, швырнув на пол золотой?
– Цветасто и трагично, как всё у альвов, – почти прорычал О́дин. – Но не заняться ли нам делом, Оружейница? А то я могу подумать, что плата от меня тебе и не нужна вовсе.
Альвийка тяжело дышала, по тонкому лицу стекал пот, капли срывались с острого подбородка одна за другой.
– Мне нужна плата с тебя, великий О́дин, – наконец выдавила она. – Она нужна мне и, не беспокойся, я её взыщу – в должное время и должным образом. А пока что… я толкаю!
Райна увидела, как пламя в горне раздалось в стороны, раздвинулось, словно занавес. Среди языков огня появился белый росчерк; медленно, толчками, он пополз к печному устью.
И да, валькирия, сжимая свой собственный клинок, ощутила накатывающие на отца волны боли. Старая сила, древняя и жестокая – как жестоки были Асы на заре собственного правления, – рождалась вновь, вбирая множество из того, что случилось, пока древняя сталь спала под землёй.
Возвышение и падение Молодых Богов, рождения и смерти государств, народов и целых миров, приход Третьей Силы, эра Истинных Магов, восстание Ракота, победа Познавшего Тьму и их с Ракотом правление – всё это и множество иного проносилось пред внутренним взором валькирии, и она знала, что эта память передаётся и мечу.
О́дин глухо зарычал, нагибая голову, словно под ветром. Кулаки Древнего Бога сжались, глаза обратились в узкие щели; он закусил губу, наваливаясь плечом на незримую преграду, что было мочи толкая её назад, навстречу ползущему из огненной купели мечу.
– Ты… называла… это… болью? – прохрипел он издевательски, глядя в глаза Айвли. – Постарайся… получше!
– Всё только начинается. – Оружейница была бледна, глаза закрыты. Её шатало, но руки неостановимо чертили что-то в воздухе, и, присмотревшись, Райна с изумлением узнала додревние руны Асгарда, те самые, что некогда вырезал её отец. Однако как альвийка могла это узнать, и даже не сами руниры – но их законы, их силы, их магию?
Да, всё только начиналось. Отец Дружин стоял неколебимой скалой, не отворачиваясь от ощутимого только им одним ветра. Но изнутри его словно раздирало зазубренным копейным навершием, и валькирия, сознавая, что ощущает лишь малую часть доставшегося владыке Асгарда, могла лишь обмирать от ужаса, от одной лишь мысли, что ему сейчас приходится терпеть.
Её собственный меч отзывался, дрожал от нетерпения, приветствуя рождение собрата. Очертания подземной мастерской дрожали и расплывались, пламя в горне оборачивалось исполинскими и неоглядными кострами, пылающими где-то на самом дне великой чёрной бездны, и валькирия понимала, что видит сейчас знаменитые Костры Ракота. Дым от них свивался в тугое вервие, обретал непроницаемую черноту, тянулся вверх, сквозь раскалённое, плавящееся, неоформленное сущее, куда-то вверх, к неведомому.
Прошлое, настоящее и будущее сливались воедино. Перед внутренним взором воительницы представала великая Река Времени, незримая и вездесущая, и над её поверхностью одни за другими появлялись головы населяющих Реку драконов. Пасти распахнуты в ярости, глаза горят от ненависти – их гнев ужасен, но что разгневало их?..
А чёрная нить тянется всё выше и выше, сужаясь, стягиваясь до толщины паутинки, но такой, что не перерубит никакой меч. Куда, к чему она протянулась? – Райне кажется, что она вот-вот увидит это, догадается и поймёт, но видение резко обрывается, и валькирия вновь оказывается на каменном полу кузницы, рядом с бледной и шатающейся Оружейницей, у которой весь подбородок залит кровью.
Рядом с Айвли, поддерживая её одной рукой, стоит Отец Богов, и в правой длани у него – новорождённый меч. Клинок багрово-красен, и по алому бегут росчерки чёрных рун; альвы не могут не рисоваться, мельком думает валькирия.
– Дело сделано, великий О́дин, – еле слышно прошептала Оружейница. – Я выполнила своё слово. Сталь Асгарда вновь жива, вновь пьёт силу, как встарь. Доволен ли ты, владыка Валгаллы?
О́дин ответил не сразу. Осторожно отпустив немыслимо-тонкую талию альвийки, повёл плечом, вычертил остриём меча восьмёрку в воздухе. Неторопливо, словно примеряясь.
А потом рубанул.
Райна не смогла даже разглядеть его движения, лишь услыхала стон рассекаемого воздуха. За мечом осталось пламенное полукружие, призрачный плащ, сотканный из тёмного огня. О́дин остановил бег лезвия в локте от пола, но каменная плита брызнула дождём раскалённых осколков.
