– Мне это не нравится, Райна.
– Мне тоже, отец, но что с ними случилось? Что им вообще может быть надо?
– Чуют поживу, – буркнул Старый Хрофт. – Чувствуют магическую битву, надеются поживиться на дармовщинку.
– Я много раз хаживала на подобные битвы, отец, и нечисть как раз бежала от них, боялись попасть под случайный удар. А теперь?..
– Есть некий предел, за которым страх перестаёт их удерживать. Если силы высвободится слишком много, кое-кто из этой нежити, поудачливее других, может сам выскочить из грязи – если не в князи, то уж, по крайней мере, в бароны, по их меркам, конечно. Но ты права, дочка, всё это… – О́дин помолчал, – не к добру. За нами следят, и следят крепко.
– Ну, один раз те, кто следил, нам помогли. – Она почесала Барру промеж ушей.
– Помогли, и помогли крепко, – подмигнул Отец Богов. – Но раз наш путь открыт для Соллей, Кора и Скьёльда, его увидят и другие. Я даже не сомневаюсь, что видят.
– Видят и посылают нечисть? Но зачем? Те тринадцать волков и впрямь были не подарок, а эта мелюзга?
– Дозорные, – пожал плечами Старый Хрофт. – Падальщики, всё, что угодно. Но кто-то навёл их на нас, и мне очень любопытно, кто именно.
– И зачем? – подхватила Райна. – Они что, не понимали, что мы всё заметим?
– Ни к чему пустые умствования, – пожал плечами Древний Бог. – Только вперёд, и горе всем, кто попытается нас остановить!
Тигр Барра воинственно рыкнул, явно одобряя и поддерживая.
Лесной коридор оборвался внезапно и резко, чаща словно вытолкнула О́дина и Райну из своих объятий. Перед ними лежал Гнипахеллир.
Мало что изменилось тут за все века власти Новых Богов. Оно и понятно – Познавшему Тьму и Восставшему приходилось заниматься совсем иными делами, нежели разведение цветочков или разноцветных певчих пичуг. Однако и без них в Хьёрварде оставались те, кто медленно, с поистине муравьиным упрямством, толкал и толкал к северу границу унылых тундр.
Безжизненные серые равнины теперь занимали куда меньше места, чем в дни, когда сюда явились Хаген, тан Хединсея, и его проводник Бран Сухая Рука
[14]
. Но там, где они оставались, всё выглядело по-прежнему: плоская равнина, серая, где не за что было зацепиться взору, кроме линии холмов на горизонте. Окажись тут сам Хаген, он наверняка заметил бы, насколько она ближе к выходу из Лесного коридора, чем в его первый приход; О́дину и Райне было не до сравнений.
Воздух, однако, уже не полнил запах гари, и небо не пятнали полосы дыма – никто не жёг Леса Ялини. Где-то там, глубоко в пещере на Тёмном Тракте, дремал бессмертный Гарм, переживший всех, даже свою собственную страшную хозяйку.
Давным-давно не властвует в подземных чертогах дочь Локи, великанша по имени Хель, а караваны мертвецов всё так же тянутся к ненасытной утробе её незаполняемого царства. И трон её пустует всё так же, Яргохор – Водитель Мёртвых, но отнюдь не их повелитель. И уж тем более не владыка Хель.
Когда настанет ночь, по всей огромной равнине Гнипахеллира вспыхнут бледные, блёклые и тусклые огоньки. Медленно, медленно, словно увлекаемые потоком листья, они поплывут на север – к распахнутой глотке Чёрного Тракта. Отряды умерших, освещая себе дорогу непригодными для живых фонарями, будут пробираться к вратам Хель, покорные железной воле Яргохора. И во главе этой процессии будет он, бывший Молодой Бог Ястир, теперь – мрачный и безумный Яргохор, у которого отобрали даже старое имя.
Рождаются и умирают боги, рушатся бастионы их высоких крепостей, а тут не меняется ничего – всё так же влекутся к бездонной пропасти Хель вереницы обречённых душ, в ужасе и стенаниях, понимая всё, что им предстоит.
Говорят, что любое посмертие лучше полного небытия, ибо оно даёт надежду, сколь угодно слабую или безумную, но надежду. Мир может измениться, стены темницы падут, наступит великий суд или перерождение – кто знает?
Может, оно и так – но как вытерпеть вечность мук, от которых уже не скрыться и не убежать даже в смерть, которая уже наступила?
Хрофт и Райна торопились на север. Пустынный Гнипахеллир, хоть и отступил под натиском живых лесов, окончательно сдаваться не собирался – вокруг царила безжизненная пустота, унылые серые просторы, чем-то очень напоминавшие выжженные равнины Иды. Горизонт уже закрывали Предельные Горы, когда-то – край света.
– Здесь лежали пределы Ётунхейма. – О́дин озирался, словно надеясь вновь увидеть гордые знамёна и гербы великанов, под которыми они вышли на Боргильдово поле – в составе обеих армий. – Даже в те годы дорога в Хель принадлежала им. Иные, помнится, даже собирались брать дань с мёртвых, оттуда самые древние насельники Восточного Хьёрварда даже клали в рот усопшим мелкие монетки…
– А теперь здесь нет ничего, ни живых, ни мёртвых, – подхватила Райна.
– Удел Яргохора. – Старый Хрофт приподнялся в стременах. – Днём мы его не сыщем, не стоит и силы тратить. Дождёмся ночи.
Владыка Асгарда молчал, неотрывно глядя на огонь, погрузившись в глубокие и, судя по сошедшимся бровям, невесёлые раздумья. Райна привалилась к тёплому боку тигра, почёсывая могучего зверя промеж ушей. Беспокоился один только Слейпнир – наверное, чуял дремлющего в своей пещере Гарма.
Ещё один осколок давно минувших дней, неведомо как переживший всех сменявшихся хозяев Упорядоченного…
Она не думала сейчас – кто перед ними, или кто висит на плечах, кто следит, кто насылал тех же «волков». Столетия таяли в пламени простого костерка, возносились серым дымком к темнеющему небу, и Райна давала мыслям течь, подобно вешней воде – свободно и бестревожно.
Нет давящего горло восторга, как перед атакой на Боргильдовом поле. Нет тяжести в животе, нет тревоги. Крошечная частица изначальной искры, первородного дыхания Творца, из коей родились все Древние Боги, валькирия словно плыла по туманной глади озера, и за жемчужными занавесами всё увереннее становились видны золочёные крыши Валгаллы.
Золочёные крыши Валгаллы, и парящие над ними два существа – снежно-белый орёл с золотистым драконом. Они описывают круги, медленно снижаясь, и пристально смотрят прямо на Райну. Тихий шёпот становится всё громче, отчётливее, и воительница уже может разобрать слова:
– Кровь. Много крови. Очень много крови…
[15]
– Дочка!
– Да, отец?.. Прости – я задремала, наверное…
– Ты закричала, – взгляд О́дина, тяжёлый и полный тревоги.
– З-закричала? Что закричала?
– Бей!
– Бей? – окончательно растерялась валькирия. Видение она помнила чётко, до мельчайших подробностей, однако там не было даже намёка хоть на какие-то сражения или даже поединки. – Отец, мне приснились орёл и дракон… над золотыми крышами Валгаллы…
