Всё это словно само собой всплывало в памяти валькирии. Холодный взгляд, донимавший её там, внизу, на Гнипахеллире, наконец-то исчез, судьба властно швырнула её в бурный, пенящийся поток, когда никто, даже отец, не в силах помочь.
Альвийский меч рассекал то подобие воздуха, что заполняет Межреальность. Сгодился бы, конечно, любой клинок, главное – руки, что его держат, но искусница Айвли действительно постаралась, творя это оружие. Лезвие чутко подрагивает, отвечая на малейшее изменение дыхания магии, помогает ощутить истоки, понять, что там, на другом конце незримой нити, протянувшейся из иного мира.
Райна не сомневалась – валькирии не пускают в собственные мысли колебания и неуверенность. Воительницы – да, но сейчас не её время. Там, на Гнипахеллире, она совершила выбор. К добру ли, к худу – но совершила.
Нет больше Яргохора, Водителя Мёртвых, пуст Чёрный Тракт. Души умерших будут по-прежнему стремиться туда, но многие, куда больше, чем прежде, останутся на родовых погостах, возле погребальных костров – или же, к примеру, на морском дне, если смертные погибнут во время бури. Отец говорил, что теперь это станет заботой Новых Богов, Хедина и Ракота… едва ли. У них тысячи и тысячи миров, да какое там тысячи! Хьёрвард, конечно, для них обоих мир особый, тут они сражались, тут Познавший Тьму строил свою «ночную империю», как рассказывал Старый Хрофт. Что они сделают? Поставят нового «водителя мёртвых»? Но что, если Гнипахеллир так и останется пустым?
Яргохор, молча наблюдавший за валькирией, вдруг одним широким шагом оказался рядом с ней. Молча взялся рукою в кольчужной перчатке прямо за клинок, дёрнулся, словно от резкого и внезапного укола, и повернул меч, слегка пригибая книзу.
Точно – поток, да не просто – с отзвуком. Валькирия закрыла глаза, давая себе скользнуть вдоль льдисто-холодной, напоенной ароматом весенних листьев незримой струи; увидела небо со странным медным оттенком, высоченные цветы, подобные деревьям, со стеблями, что не уступали в обхвате стволам. И… постойте, она же помнила эти места! Межреальность, но очень, очень близкая к Долине Магов, валькирии самой случалось там бывать, когда бродячие шайки всяких зловредных обитателей междумирья сдуру пытались подобраться к самому рубежу, что доверен был её охране.
Вот так так. Не думала не гадала, что доведётся завернуть в родные… то есть в ставшие почти родными края; и, главное, тропа хорошая, прямая и быстрая, крюк совсем невелик…
Что-то уж больно вовремя ей выпало подобное везение.
Яргохор воззрился на воительницу. Да, она не ошиблась – лицо, или, во всяком случае, глаза вновь скрывала чёрная маска. Возродилась сама собой? Выпрыгнула из шлема, едва тот надел его снова?
– Благодарю, Ястир.
Великан ответил неторопливым, основательным кивком.
– Туда, отец, – валькирия указала мечом. – Новая дорога. Правда, почти ко старым местам…
– Долина Магов? – удивился Хрофт, дослушав слова дочери.
Райна кивнула.
– Не самая Долина, но близко. Я там бывала.
О́дин поднял правую бровь.
– Тамошние маги – не лучшее соседство для этих несчастных душ, Райна.
Валькирия кивнула.
– Согласна, отец. Но… сколько же их таскать по Межреальности? Им тут тяжело и плохо. Это всё равно что постоянно идти против ледяного ветра и чувствовать, как он вырывает из тебя клочья самой… жизни, наверное.
– Истинная валькирия, – со странным выражением проговорил О́дин, пристально глядя на Райну. – Быстро вспоминаешь. Очень быстро. Куда быстрее, чем… чем я думал, – закончил он явно не тем, чем собирался.
– И что же, отец? – Вместо ответа тот покосился на подобравшегося поближе Барру. – Мы всё равно пойдём до конца. Теперь – ещё быстрее, чем раньше.
– Да, но то, что нас толкают к Долине, мне не по нраву, – проворчал Старый Хрофт. – Там, знаешь ли, хватает всякого люда…
– И что же? – повторила валькирия. У неё самой исчезали последние сомнения. Она может водить мёртвых, может указывать им дорогу – и притом не в кошмарные бездны Хель! Значит, Асгард должен возродиться как можно скорее.
Как можно скорее, и пусть сгинут все, кто дерзнёт нам помешать!
– Могут вообразить невесть что, в драку полезть… – словно нехотя буркнул Отец Дружин. – Нам сейчас лишние драки совершенно ни к чему. Надо вставать на след и идти дальше. Пока «волки» зализывают раны.
– Я их не брошу, отец, – Райна кивком указала на столпившихся, сбившихся в кучу призраков.
– Знаю, – грустно кивнул Старый Хрофт. – Иначе моя дочь поступить бы и не смогла. Что ж, будем надеяться, мы спутали им планы и расчёты. На этот твой порыв они уж точно не рассчитывали.
– Они?
– Все, кто следит за нами, кем бы они ни были, – нахмурился Хрофт.
– Пусть следят, – бросила Райна. Сейчас она ощущала себя абсолютно непобедимой, как в те дни, ещё до ужаса на Боргильдовом поле.
Что-то необратимо поменялось в тот миг, когда она повела за собой души умерших – отнюдь не героев! – к иным, нежели подземелья Хель, пажитям. Райна с лёгкой грустью подумала даже, что возврата к прежней беспечальной жизни наёмной воительницы, собственноручно отрезавшей память о великом прошлом, живущей одним днём, от сражения к сражению, – возврата к этому не будет. Отец прав – назад им уже не повернуть. И хорошо, если те тринадцать волков окажутся их самой большой неприятностью.
– Что ты сказал Яргохору, отец? Чего я не услыхала?
О́дин усмехнулся в усы.
– Моя Рандгрид возвращается. Я сказал, – очередной выразительный взгляд на белого тигра, – что он сможет отомстить. Всем, кто обрек его на это жуткое бытие, кто сделал его таким, кто отнял у него всё и кто не помог вернуть утраченное, когда Молодые Боги сгинули.
– Отец… но ведь это – Хедин и Ракот. Они не помогли. Они оставили Ястира в его прежнем обличье. И вообще, не тронули Хель, как и другие подобные же места…
– Да, – тяжело склонил голову Старый Хрофт. – Мои соратники, Новые Боги слишком увлеклись войной. Это великое и достойное истинного мужа дело, но хозяин, как ты помнишь,
Двор свой и клети
Всё обойди.
Крыша цела ли?
Полны ль кладовые?
Сварено ль пиво?
Спечён ли твой хлеб?
Сыты ли те,
Что под крышей твоей?
Старая виса, да только так оно и есть. Одной войной дело не поправишь.
– Но когда война, и пиво варить не время, – заметила валькирия.
– Пиво, может, и не время, а вот стать богами – очень даже.
– О чём ты, отец?
– О том, дочка, что божественность не в том, чтобы размахивать блистающими мечами, выезжая в поле перед неисчислимыми полками. И не в том, чтобы отсиживаться в тайных местах, плетя паутины заговоров. Когда-то я сам был таким, Рандгрид. Именно такой вот О́дин и вывел рати Митгарда, Муспелля, части Ётунхейма и прочих Семи Царств на Боргильдово поле. Вывел, пролил потоки крови и всё-таки не победил.
