— Ты сейчас сильно занят? — прозвучал ровный голос полковника Дудинцова. Вопрос — пустая формальность, ведь он не мог не знать, что время после шести часов вечера всецело принадлежит Афанасию.
— Никак нет, — бодро ответил Покровский, как если бы находился не в ресторане с любимой женщиной, а в курилке с соседом по лестничной площадке, где между глубокими затяжками травил анекдоты.
— Это хорошо. — В голосе начальника управления послышалось некоторое облегчение. — Тут такое дело… В общем, приезжай немедленно, расскажу все, как есть.
— Хорошо, я выезжаю.
Афанасий сунул телефон в карман. Вечер не задался. Теперь только остается выслушать ворох упреков и отправиться в управление. Взглянув на официанта, он произнес:
— Отмените заказ. Мы сейчас уходим.
— Мне жаль, — с чувством произнес официант, как если бы он был лично виноват в сорванном ужине.
— Мне тоже, — ответил Покровский, насупившись.
Официант удалился, помахивая шлицами фрака.
Впереди самое трудное — объяснение с любимой женщиной по поводу сорванного ужина. Вот только подходящих слов отчего-то не находится.
— Тут такое дело…
— Я тебя внимательно слушаю, — произнесла Анна. — Что же на этот раз?
— Пока не знаю.
— А ты не мог бы послать его… ко всем чертям?
— Хм… Наверное, мог бы, но завтра я бы уже там не работал. И потом, я не такой всемогущий, как твой папа.
— Вот что… Ты может уходить, а для меня вечер еще не закончился. Я остаюсь одна. И все-таки попробую этого замечательного вина. Официант! — громко выкрикнула Анна и, когда тот подошел, заказала: — Принесите мне вина… того самого, из лучшего винограда.
— Хорошо, будет исполнено, — с готовностью отозвался официант.
Афанасий Покровский поднялся, еще не теряя надежды, что Анна последует за ним. Но нет, она продолжала сидеть на своем месте, даже не взглянув в его сторону.
До следственного управления Афанасий добрался за сорок минут.
Многие окна в здании были освещены, люди работали. Угловую комнату на третьем этаже занимал начальник управления, и свет в его двух больших окнах, пробиваясь через тяжелые коричневые шторы, выглядел тусклым. Поднявшись на третий этаж, Покровский прошел мимо унылого секретаря, сидевшего за своим столом (парень проклинал работоспособность непосредственного начальства и не сводил глаз со стрелок стенных часов, двигавшихся невероятно медленно), и, негромко постучавшись, вошел в кабинет.
— Ага, пришел, — благодушно произнес полковник Дудинцов. — Присаживайся… Надеюсь, я не очень расстроил твои планы, — испытующе посмотрел он на Покровского.
— Нет, я просто немного отдыхал.
— Ну, тогда ладно. Ты меня успокоил, а то, знаешь, бывает, звонишь, а человек в это время сидит в ресторане с любимой женщиной. Неловко как-то получилось бы.
Губы Покровского едва заметно скривились, и ему очень хотелось, чтобы полковник этого не заметил.
— Ты, кажется, родом откуда-то из тайги?
— Можно сказать и так… Отец у меня из Бурятии. Там до сих пор дед мой живет, в детстве я у него почти каждый год гостил.
— Видишь, как оно получается. Этот факт в твоем деле отмечен… Тут такое дело, поедешь на Камчатку?
— Куда? — невольно вырвалось у Покровского.
— На Камчатку, — усмехнулся начальник. — Места там красивые, посмотришь курящиеся вулканы, полюбуешься долиной гейзеров. Уверен, что для человека из Москвы местные власти организуют экскурсию. Сделаешь замечательные фотографии, потом покажешь, похвастаешься… — Покровский молчал. — Тебя что-то смущает? — испытующе посмотрел на него Дудинцов.
— Нет… Но как-то очень неожиданно, что ли.
— Знаешь, вся наша жизнь состоит из одних сплошных неожиданностей… Так вот, в Юрьевской исправительной колонии строгого режима за номером четыреста шестьдесят три произошел побег трех заключенных, осужденных за убийство, нужно выяснить все обстоятельства этого побега. Причем у одного из них на личном деле «красная полоса» — склонен к побегу. Странно, что руководство колонии не учло этого обстоятельства. Есть вопросы? — натолкнулся Дудинцов на недоуменный взгляд Афанасия.
— Прежде мне не приходилось заниматься такими делами. Есть более подготовленные люди.
— Все так, но я хотел бы, чтобы в этот раз поехал именно ты… Скажу честно, ситуация непростая. Дело в том, что МВД на начальника колонии полковника Евдокимова имеет определенные виды. А если говорить конкретнее, то его хотят забрать в Москву. Он умен, энергичен, молод. Его колония числится одной из лучших по всему Дальнему Востоку. Но в последнее время на него поступают различные жалобы. По существу, в таких районах начальники колоний ведут себя как самые настоящие князья. Порой именно в их руках реально сосредоточена настоящая власть и деньги. Всегда есть бесплатная рабочая сила, которой они распоряжаются, как им заблагорассудится. Значительная часть средств может поступать им лично в карман… На это тоже следует обратить внимание, если подобный факт обнаружится, немедленно сообщи. Как видишь, дело не такое простое, как кажется на первый взгляд. Отправить больше некого… Так что ты станешь на время нашими глазами и ушами. К тому же в этом регионе уже давно никого из нашего управления не было, а местные власти должны почувствовать, что мы все видим, все контролируем, не пускаем дела на самотек и во всем хотим разобраться лично.
— Я все понял. Когда вылетать?
— Завтра утром.
— С билетами я должен…
— Здесь тебе не стоит беспокоиться, — быстро произнес начальник управления. — Я уже договорился, полетишь на самолете МЧС, как раз завтра они вылетают на Камчатку. Отправишься вместе с начальником регионального МЧС генерал-майором Шашковым. Я его знаю лично. Весьма толковый человек.
После разговора с начальником Следственного управления Покровский вернулся домой в пустую квартиру. В тоскливом одиночестве стал смотреть телевизор, где пара десятков паяцев пытались его развеселить. Однако смешно ему не было. Афанасий выключил телевизор и лет спать — завтра ожидается трудный день. Часы показывали половину второго ночи, Анны все еще не было.
Она появилась около пяти часов утра: не включая света, прошла в комнату, почти неслышно разделась и легла рядом, обжигая его своим теплом. От Анны пахло чужим домом, в нос ударил запах мужского незнакомого одеколона, утомленная грубоватыми ласками, она выглядела усталой.
Сон был тяжелый. Можно сказать, что Покровский почти не спал, лишь забывался на какую-то минуту-другую, чтобы потом вновь пялиться в потолок и прислушиваться к дыханию женщины, которую уже давно не любил и которая также его не любила, оставалось удивляться тому, что же их связывало и держало под одной крышей.
Отключив будильник, Афанасий поднялся и стал одеваться.
