– То есть как это «в клочья»? – задохнулся деревенский знаток волчьих обычаев. – То есть… Ты что ж это, юнец паршивый, конюшню не запер?!
– Я запирал…
– Врешь, зверье двери открывать не умеет! – сорвался на крик крестьянин. – Раз волчара вошел вовнутрь – стало быть, ты конюшню нараспашку оставил! Да ты знаешь ли, сколько работать надо, чтобы вот такого коня купить, ты, сопляк безмозглый!..
– Я запирал! – крикнул парень в ответ. – Я за лошадьми хожу с малолетства, сколько помню себя! Да я всю жизнь тем и занимаюсь, что… Я запер дверь!
– Он запер, – подтвердил наемник тихо, поглаживая по шее свое вороное сокровище. – Волк вошел сам.
– Что?.. – в наступившей тишине проронил торговец, и Ван Ален кивнул владельцу:
– Найди для моей лошади, на худой конец, хотя бы какой-нибудь чулан, и тогда я все разъясню. После уж решим, как быть.
Глава 3
Размещение нежданной постоялицы отняло с четверть часа, и все время, пока притихший владелец с сыном сновали туда-сюда с какими-то мешочками и горшками, освобождая место, в трапезном зале царило напряженное затишье.
Курт сидел в углу, ни слова не говоря, отвалившись к стене и уложив на колени арбалет, и оглядывал растерянное собрание. Бруно косился на свое начальство, хмурясь и посматривая на наемника с подозрением, однако хранил благоразумное безмолвие. Торговец Феликс сидел недвижимо, нервно постукивая по полу носком башмака и оглядываясь на зеленое стекло окна, крестьянин продолжал неслышно бормотать ругательства, молодая мамаша смотрела вокруг с плохо скрытым страхом и растерянностью, а Берта Велле спряталась за стойкой, словно там ее не могли достать никакие напасти. Влюбленной парочки долго было не видно, однако вскоре осторожно, словно по тонкому льду, вниз сошел парень, не проснувшийся от шума во дворе, но услышавший ругань и крики, и теперь взирал на происходящее с непониманием. Последним явился странствующий рыцарь, сонный и озябший, и еще с минуту хранил надменное молчание, пока, наконец, любопытство не одержало верх и не вынудило его осведомиться, что же происходит.
– Волк? – переспросил он, нервно дрогнув губами, и, покосившись на невозмутимую вороную у стены, чуть свел брови, сдержав удивление. – Странно.
– Чего странного-то, – довольно неучтиво огрызнулся крестьянин. – Зашел и сожрал!
– Он их не тронул, – тихо возразил Вольф, проходящий мимо с каким-то коробом в обнимку, и приостановился, потерянно глядя под ноги. – Разодрал глотки и бросил – ни одна туша не объедена…
– Молчал бы! – прикрикнул крестьянин зло. – Если б ты свою работу делал, как надо!..
– Я запер дверь, – обессиленно, уже не повышая голоса, возразил Вольф и, подхватив короб поудобнее, ушел на кухню.
– Врешь, – самому себе под нос пробормотал крестьянин убежденно, и вокруг вновь зависла тишина.
Когда вороную, уже совершенно спокойную, точно памятник лошадиному роду, увели прочь, и в зале вновь собрались все участники этого странного ночного действа, на Ван Алена устремились вопрошающие, взыскательные взгляды, и молчание стало вовсе непроницаемым, словно болотная вода.
– Так что ж, – наконец, переспросил Велле нетерпеливо. – Вы сказали, что волк сам вошел…
– Это в запертую-то конюшню? – снова вскинулся крестьянин. – Увильнуть желаешь? Когда все это кончится – учти, ты у меня по судам набегаешься, как кроль по полю!
– Я возмещу все ваши убытки, если Вольф и впрямь виноват, однако, когда он говорит, что сделал все, как дулжно, я ему верю.
– И правильно, – негромко согласился Ван Ален. – Волк вошел сам, это верно; потому что это не волк. Спроси у своего сына, много ли он видел таких зверей.
– Это было какое-то чудище, – чуть слышно отозвался Вольф, когда все взгляды сместились на него. – Огромный… И не только в этом дело; в нем все не так.
– Подобные твари бегали по земле, быть может, когда Господь лишь создал ее, – продолжил наемник, бросив взгляд в мутное окно. – По крайней мере, некоторые так полагают; я не знаю. Говорят, Потоп уничтожил их, потому что Ной не взял их в свой ковчег – в них была темная искра Сатаны. Теперь Сатана наделяет людей неупокоенным духом давно погибших тварей…
– С богословской составляющей все ясно, – нетерпеливо заметил рыцарь. – Можно теперь по существу?
– Это вервольф, – пояснил наемник коротко.
– Что за бред! – уверенно возразил крестьянин, и Ван Ален вздохнул.
– Спросите у него, – кивнув на Курта, отозвался он. – Он стрелял в эту тварь, а тот лишь встряхнулся и удрал с арбалетной стрелой в сердце.
– О, Господи… – проронила женщина потерянно, и тишина разрушилась голосами, заговорившими разом.
– Стрела стальная, – продолжил Ван Ален, – и повредить ему не может. Остановит, вынудит отступить, но такая рана затянется довольно скоро и просто. И он нападет снова.
– Нападет снова? – нахмурился до сих пор молчащий парень. – Зачем? Что ему надо?
– Тебя, дружок, – невесело усмехнулся наемник. – Меня. Нас всех. Мы – мясо. Лошадей у нас теперь нет, вокруг метель, мы никуда не денемся, и рано или поздно он нас достанет. Ну, он так думает.
– Думает? Эти твари умеют думать? Это ж зверь!
– Это человек. И если он достаточно взрослый, в зверином облике сохраняет вполне здравый рассудок.
– Какой запас сведений, – разомкнул, наконец, губы Курт, и Ван Ален, обернувшись к нему, передернул плечами:
– Работа такая. Когда много странствуешь, когда говоришь с людьми, когда самому приходится темной ночью в глухом лесу… Чего только не услышишь и не увидишь. А ты, кстати, молодец. Не растерялся.
– Меня больше интересует тот факт, что не растерялся ты, – возразил Курт и, когда наемник непонимающе нахмурился, кивнул на его руку: – Занятный у тебя меч. Цвет полотна любопытный. Позволь взглянуть?
– Не позволю, – отозвался Ван Ален, погасив усмешку. – Свое оружие я никому в руки не даю.
– А придется, – вздохнул Курт, потянув цепочку из-за ворота, и тот замер, глядя на стальную бляху Знака.
– Инквизиция, – произнес Ван Ален неприязненно. – «Справедливость и милосердие»…
– Ага, – согласился Курт, кивнув на помощника. – Я – справедливость, он – милосердие. А теперь меч. Покажи мне его.
– Ни к чему, – не сразу выговорил наемник. – Ты прав, меч не обычный. Это чистое железо – единственное, что может причинить серьезный вред вервольфу.
– У тебя при себе два меча, – продолжил Курт, и тот кивнул:
– Я ведь говорил. Со многим доводилось сталкиваться, и готовым надо быть ко всему. Один – сталь, против людей, другой – железный.
– И все? – выждав несколько секунд, уточнил он. – Больше ты не хочешь ничего сказать?
