– Ты всё вот это сейчас кому говорил? – болезненно поморщился Ван Ален и снова вздохнул. – Ну, хорошо, попытаюсь изложить обозначение этой их сущности по порядку, только, надеюсь, чуть понятней… Такая, стало быть, у меня будет лекция. Сначала об исключениях из нашего правила. Есть и те, кто оборотнем не родился, кто – стал, но к этому приходят через увлечения всяческими колдовскими штуками. Нарочно. Такие и оборачиваются не в чудищ с руками или вот в таких, как наш знакомец, древних тварей, а в настоящего волка; ну, только крупней, может быть. А может и не быть. Вот как раз с этими ребятами все сложно. Лично я их выделил для себя в особый класс малефиков и к собственно вервольфам не отношу. Я таких пока не встречал, да и среди старых охотников есть только те, кто о них слышал; о том, как они получают такую способность, есть уйма наукоподобных слухов и народных преданий, но за правдивость хоть одного из них тебе не поручится никто.
– Надо полагать, об интересующем меня субъекте и ему подобных вы осведомлены больше.
– Полагать надо, – подтвердил охотник. – И мы, само собой, осведомлены.
– Итак, – подвел первый итог Курт, – если кто-то вдруг обнаружит в себе способности оборотня, это будет неизбежно означать, что где-то в его роду были ему подобные.
– Нет, Молот Ведьм, все веселей: это будет означать, что конкретно его отец – оборотень. Ну или мать. Сучки тоже попадаются, хоть и реже; почему – не знаю. Так это происходит: эта самая осознаваемая сущность в виде одного вервольфа находит себе подходящую девку и плодит через нее другую сущность, до некоторых пор собою не осознаваемую. Потом щенок подрастает, понимает, кто он есть, и – история продолжается.
– Иными словами, оборотничество передается только в следующем поколении, никак иначе? Не через одно, не от прапрадеда или прапрабабки?
– В следующем поколении тоже передается не всегда. Не знаю, каков опыт у зондергрупп, но вот вопрос: не замечали ли ваши, что эти ребята как правило одиночки? Ни дома, ни семьи, ни жен с чадами? Случается, конечно, но крайне редко. И это вовсе не по той причине, что у тебя – не в заботе о близких, попросту в поисках подходящей девицы они могут переиметь половину страны, прежде чем одна из сотни, наконец, залетит. Инстинкты размножения, знаешь ли, своего требуют, и за отпрыска, продолжающего их гнилой род, они готовы полхвоста отдать. В этом твари даже, я б сказал…
– Преданны.
– Неприлично как-то употреблять по отношению к ним это слово. Но – да, вроде того. Кое в чем они даже посильней нас в этом вопросе… Ну, это не важно.
– Важно, – возразил Курт. – Как показал наш разговор о твоем брате – наличие любимых родственников есть вещь еще какая важная. Полагаю, если взять одного из щенков за шкирку и пригрозить утоплением, папаша подрастеряет некоторую долю своей крутости?
– Полагаю – да, – отозвался Ван Ален недовольно. – Но на практике проверить не было возможности.
– Так стало быть (продолжая разговор о папашах), совокупившаяся с ликантропом женщина либо не родит вовсе, либо родит оборотня. Верно я понял?
– Да, попасть в залет от вервольфа дело сложное, видно, человечья натура пытается противиться. А может, мне старики рассказывали, случиться и так, что родится волчонок – прямо вот так, в зверином виде. Поскольку девкам эти твари о своих тайнах из соображений безопасности не распространяются, воображаю, какой это неслабый вдвиг по мозгам… Ну, и последний вариант – тот, что преподносит нам вот такие вот подарочки, вроде нашего приятеля. Такое вот тебе наследование по первому поколению.
– Так значит, все же есть и по второму.
– Вот ведь черт, – тоскливо пробормотал Ван Ален, – никогда и помыслить не мог, что мне выпадет заделаться в профессора… Да, случается. Так говорят.
– Кто? Ваши старики или ваши теоретики со старинными книжками, которым ты не доверяешь?
– Теоретики. Старики – те вроде меня, что увидели или услышали сами, что сами поняли, сами вывели, то знают, и когда вервольфа хватают за шкирку, знаешь ли, не интересуются его родовым древом.
– А стоило б.
– Ну, видать, кто-то все же поинтересовался, кто-то вроде тебя, потому что – да, наши теоретики на эту тему теоретизируют. Да, есть случаи, когда может родиться и обычный человек. Проживет всю жизнь нормальным. А вот его внук однажды в полночь пустится ловить соседей. Но это штука еще более редкая; почему – тоже не знаю.
– Но ваши теоретики…
– Да, наши теоретики, – разозленно оборвал Ван Ален. – Я что, по-твоему, сильно похож на профессора медицины или магистра геральдики? Наследственная передача, ветви наследования… Да во всем этом ум сломаешь. Я, знаешь ли, их треп не конспектировал.
– Но хоть что-то ж в голове отложилось.
– Что-то отложилось, но за точность изложения я не отвечаю, не обессудь. Наши мозголомы на эту тему говорят что-то такое: когда оборотничество передается от отца к сыну – передается по крови. Как, знаешь, это бывает у людей, – пояснил охотник, изобразив умиленное лицо: – «ой, а глазки-то папины!»… Обыкновенно это так. Папины глазки, зубки и хвостик. А вот когда от вервольфа рождается обычный человек – тут все сложней, тут высокие материи. Наследование отпечатывается не в крови, а где-то там, – он махнул ладонью над головой, – как родовое проклятье, которое ведьмы накладывают. Копится там, бурлит, а когда подходит время зачать дитятко – выплескивается, уже в натуре. Ты все понял?
– Да, – кивнул Курт, и охотник поморщился:
– Это хорошо, потому что сам я не понял ни черта.
– Это часть образа – строить из себя непроходимого вояку дурней собственного меча? – поинтересовался он укоризненно. – Все ты понял. Просто, если погрузиться в эту тему сполна и задуматься над всем, что тебе известно, можно ведь дойти в своих размышлениях и до того, что в голову полезут неприятные мысли. К примеру, о том, что существо, с которого ты срезал клок шкуры себе на воротник, ничем от тебя не отличается – только способностью, доступной ему не по личному выбору, а по рождению, то есть, помимо его воли. Что, попади он в нужное окружение в свое время, все в его жизни могло сложиться иначе.
– Снова проповеди о сострадании к тварям? Брось. Зря. Не пройдет; не со мной. Что там им полагалось по рождению – не знаю, но по жизни они мразь. И твои мудрствования об окружении есть не более чем все те же теории, а по-моему, в них это заложено – в крови, там, не знаю, или в духе, или на тонких планах, или еще где, но заложено. Не могут они жить иначе. Видел когда-нибудь ручного волка?.. Я видел. Он будет сидеть у ноги, есть с руки, спать у твоей постели, грызть твоих врагов, но все равно останется диким зверем, жаждущим крови, драки и смерти. Даже если ты возьмешь из помета двухнедельного волчонка и выпоишь его, как родная мамаша, молочком, выкормишь с малолетства – все это в нем проснется рано или поздно. И эти – такие же. Хочешь, чтобы я вслух сказал, что не они в этом виноваты? Да ради Бога. Но мне на это глубоко начхать, потому что они опасны – для меня, моих близких, друзей, да и просто для первого встречного, который не сможет от них отбиться. Они опасны – и я от них избавляюсь. Нам просто нет места в одном доме, а дом этот – мой. Стало быть, и уйти должны они. Я ясно выразился?
