– И крестьянин… – начал Курт, зверь рыкнул при звуке его голоса и рванулся вперед; он отпрянул. – Крестьянин, – продолжил он чуть тише и монотонней, и рычание стало низким, перекатистым. – Крестьянин был убит не им, – договорил Курт, отступив от волка подальше. – Это я сказал бы, даже не видя того, первого: раны были нанесены челюстями побольше этих. Он детеныш. При всех его внушительных размерах и, наверное, немалой опасности, будь он свободен, он все еще волчонок. На грани взросления, этакий одногодок; а там поработал матерый волчара.
– То есть… – дрогнув голосом, с усилием произнесла Амалия, – то есть, вы хотите сказать, что Максимилиан…
– …никого не убивал, – кивнул Курт. – Ни бедных лошадок, ни, что важнее, человека. И твоя безумная затея уберечь его от подобных деяний, кажется, все еще имеет надежду на осуществление.
– Господи… – проронила она и, на сей раз не сдержавшись, всхлипнула, ткнувшись лицом в грудь стоящего рядом Бруно. – Господи, спасибо…
– Видишь, все будет в порядке, – ободряюще улыбнулся помощник, приобняв ее за плечо.
Связанный волк рванулся вперед, царапая доски когтями, едва не вздергивая себя с пола, зарычав уже не просто враждебно, а с откровенной угрозой; мышцы под шерстью напряглись, так что стало почти не видно впившейся в тело веревки.
– Ну-ка, отпусти ее, – повелел Курт, когда рык перешел почти в громовой перекат, разнесшийся под потолком пустой комнаты оглушительно в ночной тиши.
Помощник отвел руку, и Амалия отступила в сторону, косясь на зверя со смесью радости и страха. Рычание чуть стихло, однако горящие в полумраке ореховые глаза все так же смотрели на Бруно в упор.
– А теперь подойди к нему, – продолжил Курт, кивнув Амалии на собранного в комок волка.
– Ты с ума спятил? – проговорил помощник чуть слышно. – Для чего?
– Амалия, – повторил он, – подойди к нему. Осторожно и не слишком близко… Иди, не бойся. Поверь, я знаю, что делаю.
– Хорошо, майстер инквизитор… – словно вдруг переломившимся, высохшим голосом вымолвила она, приближаясь к созданию на полу бочком, крохотными незаметными шажками.
Волк повернул голову к Амалии, и та замерла на месте, смяв в сжавшихся кулаках полы платья и едва дыша сквозь поджатые губы; мгновение прошло в полной тишине – рык затих и прокатился снова, когда горящий взгляд сместился на других людей в комнате.
– Ближе, – скомандовал Курт, и Амалия шагнула вперед решительно, одним широким шагом. – Не так близко, стой… – начал он и умолк, когда рычание вновь затихло.
Ее ноги были в полушаге от пасти, могущей перекусить тонкие лодыжки двумя движениями, но зверь не шевелился.
– Сдается мне, я знаю, почему он не убегал, когда ты выпускала его, – почти шепотом подытожил Курт. – Как я уже сказал – он все еще волчонок; инстинкт даже в этом облике тянет его к тебе. Довольно, Амалия, мы выяснили, что хотели. Давай назад.
– Я могу до него дотронуться, – возразила она, и Курт нахмурился:
– Не искушай судьбу. Не хочешь же ты, чтобы первым человеком, которого он таки сожрет, была ты. Если он тебя хоть поцарапает, хоть бы и ненамеренно – нанесешь парню душевную рану на всю жизнь… Давай назад, Амалия, без глупостей.
Она помедлила, глядя на зверя у своих ног с сомнением, и нехотя отступила в сторону. Взгляд горящих глаз сместился следом за ней, но рычания не последовало.
– Он провел подле тебя два года, – продолжил Курт, стараясь не повышать голоса. – Даже если человечьи и звериные инстинкты и пытались спорить меж собою – он уже попросту привык к тебе. Думаю, в будущем вас не следует разлучать какое-то время. Это может помочь – и нам, и ему.
– Какое-то время? – переспросила Амалия растерянно, и он вздохнул:
– В одном Ян был неоспоримо прав: пора бы уже понемногу сбавлять свою опеку. Когда мы сумеем отсюда выбраться, и Максом займутся те, кто сможет помочь ему освоиться – тебе уже не надо будет прятаться, скрываться вместе с ним, трястись за него; он будет в безопасности, под присмотром, а главное при деле… Дети взрослеют, Амалия. Это непреложный закон природы. Взрослеют и уходят в свою жизнь; ведь ты не думала, что будешь при нем до старости.
– Я… – выговорила Амалия с усилием, запнувшись. – Я ни о чем больше не думала, кроме него. Ничего больше в моей жизни не было, и я просто не могла себе вообразить, как это – когда его не будет рядом со мною… И не знаю, что делать, когда вы его заберете у меня…
– Заняться собственной судьбой. Ты, Бог дал, еще не древняя старуха, и впереди у тебя еще полжизни. И, к слову, разлучать на веки вечные вас никто не намеревается: будете видеться, когда вам будет угодно, попросту в прочее время ему лучше быть наедине с его будущими наставниками. Неотлучная мать при парне в таком возрасте – согласись, нездорово.
– Как скажете, майстер инквизитор, – кивнула она с готовностью. – Я сделаю так, как для него лучше.
– Однако все это дело дальнее, – заметил Курт недовольно, косясь на притихшего волка на полу. – Для того, чтобы это стало реальным, надо выбраться из этого трактира, а мы не можем этого сделать – за стенами метель и, как это ни невероятно, еще один оборотень.
– Как такое может быть? – с сомнением качнул головой Бруно. – Совершенно случайно в трактире у дороги собрались два конгрегата и охотник – это можно допустить. Но чтобы столь же случайно в том же самом месте обнаружились разом два ликантропа… Что-то тут нечисто. Голова, часом, не побаливает?
– Нет. Пухнет – это да, но не болит. Слишком незнакомая ситуация, слишком чуждая тема.
– Вы нездоровы, майстер инквизитор? – робко поинтересовалась Амалия, и Курт снова вздохнул:
– Причуды моего организма. Если где-то там, в глубине рассудка, я отметил какую-то нестыковку или факт, который не могу сам себе объяснить, если отметил, но не смог пока осмыслить явно – у меня начинает болеть голова. Сейчас на подсказки подспудных решений моего разума полагаться не приходится. Я слишком мало знаю о том, что связано с подобными существами, о том, что логично и само собой разумеется, а что ненормально применительно к обстоятельствам, посему вряд ли смогу сделать четкие выводы – сознательно или нет. Слишком большой недостаток информации, а вытянуть что-то из Яна довольно сложно. От внятных ответов его постоянно сносит в сторону… Но – да, даже при всем том ясно, как Божий день, что положение сложилось странное. Две уличных кошки в одном переулке – и то увидишь нечасто, а такие, как Макс, я так мыслю, тем паче не бродят по Германии стаями.
– Бродят, если верить Яну, – возразил помощник. – «Они собрались в стаю» – помнишь? Что-то происходит в их среде.
– Однако же здесь не стая. Здесь один – снаружи, и второй – внутри, и к их стае он никакого отношения не имеет.
– И что же – впрямь совпадение?
– Пока не знаю. Есть пара мыслей, но… сейчас остерегусь делать выводы. Больше всего меня смущает другой вопрос: если все эти ночи Макс бродил за стенами, за которыми в это же время разгуливал и наш сосед, почему парень все еще здесь? Почему не загрызен конкурентом по территории или, если в них существует некая видовая общность, почему его не сманили уйти от людей? Не может же быть так, что они там не повстречались.
