Похоже, меня угораздило стать свидетелем этого визита. Я понял, что надо брать быка за все, что можно удержать двумя руками: дохлый саломарец плавает себе в аквариуме и от меня точно не уйдет, а здесь — настоящий, свеженький, румяный живой маньяк. Я почувствовал мощный подъем репортерских сил, но прежде надо было сделать дело.
— Так, Отто. Давай по порядку. Твоя задача веселее, поэтому начнем с моей. Мне очень нужно, чтобы ты позвонил сейчас ребятам из отдела межпланетной разведки и передал трубочку мне. Я буду корректен и краток, обещаю. А потом, когда они мне ответят согласием, пойдем вязать твоего маньяка.
Отто нервно кивнул, взял с тумбочки мобильный и набрал номер.
— Санек, это Отто, — стараясь казаться бодрым и спокойным, заговорил он, — у меня тут человечек, очень хороший, просит помощи. Может, поговорите, решите там… Естественно… Ради меня. Нет, надежный… Всю жизнь знаю… Ладно… договорились, передаю трубку.
Я в двух словах поведал невидимому Саньку и его группе суть дела. Убит инопланетный дипломат. Убийца сидит по такому-то адресу, нервничает и хочет к журналистам, а через два дня визит делегации. Ребята на том конце провода только настороженно хмыкали, кто-то постукивал пальцами по аппарату.
— В общем, — подытожил я, — прошу вас: первое, сейчас поехать, взять моего Раскольникова и осьминожье тело. Убийца нервный, к журналистам не пускать, по возможности вообще сделать так, чтобы о его аресте никто не знал хотя бы до конца дипломатической встречи. Второе: дядю моего, ценного и изрядно нездорового свидетеля Брута Шатова, прошу оставить мне, на нужды журналистского расследования. Естественно, что накопаю, сразу принесу вам в клюве. Я человек честный, положительный и с вами хочу дружить.
Санек еще раз хмыкнул в трубку, уточнил адрес и обещал сделать все возможное. По голосу моего собеседника я понял, что настроение у него явно улучшилось. Несмотря на то что я повесил им на шею свежего «глухаря», мой новый знакомец испытывал заметное даже по хмыканью облегчение от того, что я задушил в себе журналиста и решил сотрудничать. Эти ребята могли себе позволить верить на слово, поскольку каждый, кто с ними общался, чтобы не замолчать навсегда, старался говорить только чистейшую правду. И мне не хотелось стать исключением.
Я положил трубку на тумбочку, поставил на пол сумку с одеждой и обернулся к Отто.
— Ну что, пошли маньяка колоть?!
Не успел я закончить фразу, как заверещал дверной звонок. Отто вздрогнул и бросился к двери.
— Слушай, насыщенной жизнью живешь. Когда ж ты работаешь, если у тебя гости каждые две минуты?
Но Отто уже не слышал. В дверном проеме показалась высокая фигура в синем костюме и белой шляпке. Ее я узнал бы даже ночью в толпе на площади.
На мгновение я потерял не только дар речи, но и все прочие бесценные дары человеческой природы. Ноги начали отчетливо подкашиваться, в ушах зазвенело, но я взял себя в руки и весело улыбнулся.
— А вот и органы, — провозгласил я отчаянно и нагло, проклиная себя за то, что в спешке так и не успел переодеться, и надеясь, что от моего нахальства она мгновенно забудет сцену в космопорту. Но по усмешке, отразившейся в ее мраморно-серых глазах, я понял, что маневр разгадан.
— Анна Берг, отдел преступлений в области искусства. — Она протянула мне руку в белоснежной перчатке. — Привет скандалистам. Если не ошибаюсь, Носферату Шатов, «Галактика слухов»?
— Он самый. Ваш покорный слуга. — Я эффектно поклонился и поцеловал протянутую мне руку чуть выше края перчатки.
— Учту, — саркастически ответила женщина моей мечты, поправила манжет и повернулась к Штоффе. — Отто Юльевич, я пришла поговорить с вами о гобеленах.
До этого неплохо державшийся Отто уставился на нее обреченно-затравленным взглядом и шепотом объявил: «Он тут…» Моя прекрасная леди мгновенно вцепилась в него мертвой неженской хваткой. И пока она оценивала обстановку, я мысленно оплакивал свою гениальную статью о маньяке и работах мастера Суо. Самый страшный сон журналиста — подписка о неразглашении была неотвратима.
Но, как я и предсказывал, а точнее, накаркал, прошло две минуты, и дверной звонок известил о прибытии нового гостя.
— Слушай, Отто. Может, не пускать никого, а то у тебя маньяк в кабинете уже минут пятнадцать один сидит. Он тебе там все гобелены искромсает и скажет, что так и было.
Отто бросился в кабинет, но Анна жестом остановила его.
— Отто Юльевич, сделайте спокойное лицо, отдышитесь, зайдите в кабинет и с извинениями попросите у вашего гостя еще минуту-другую, а мы с господином Шатовым тем временем посмотрим, кто за дверью. В такой ситуации каждый гость — потенциальный сообщник.
Отто тряхнул головой, поправил ворот рубашки и вошел в кабинет, мгновенно вышел, осторожно прикрыв за собой межкомнатную дверь, и махнул рукой в знак того, что все идет нормально. В ту же секунду Анна распахнула входную.
На пороге, землянично улыбаясь и лучась отеческой заботой, стоял не кто иной, как Павел Александрович Насяев. Он ладошкой пригладил скудные остатки волос и вошел. Мне часто приходилось видеть, как пожирают глазами, и сейчас в прихожей находилась женщина, на которой плотоядному взгляду было чем поживиться, но я никогда в жизни не видел, как глазами облизывают. Насяев делал именно это. Его губы сладострастно вытянулись, глазки по-свидригайловски заблестели, а брови умильно поползли вверх.
— Анна Моисеевна, как я рад, какая приятная неожиданность, — и эта юбилейная рожа принялась лобзать белоснежные перчатки.
Анна брезгливо вытянула их из-под носа престарелого женолюба и вопросительно посмотрела профессору в глаза. Насяев зарумянился, засуетился и, чтобы скрыть неловкость, набросился на истинную цель своего прихода — хозяина квартиры.
— Отто Юльевич, я, собственно, к вам. — Пал Саныч бережно потряс руку Отто. — Но я вижу, вы заняты. Я могу зайти в другой раз.
Как любой вежливый человек, Отто заверил профессора в том, что не слишком занят и готов уделить ему минуту-другую. Насяев морщился, извинялся и с каждой минутой нравился мне все меньше, и к тому моменту, когда Павел Александрович наконец решился перейти к делу, я окончательно уверился, что он убийца, потому что люди, способные уничтожать человеческую жизнь по минутам, не задумываясь покусятся на нее в полном объеме.
— Отто Юльевич, — мурлыкал Насяев, — мы тут на кафедре «Физический вестничек» собираем к ноябрю. Может быть, вы найдете возможность опубликовать у нас что-нибудь? Это было бы очень кстати. У меня есть один аспирант, хороший, способный мальчик. Так вот, если бы вы согласились взять его в соавторы… Мальчик подает большие надежды, и ваше имя могло бы открыть ему двери, которые не по силам открыть никому другому. Ну, вы понимаете, о чем я говорю…
Отто упрямо смотрел в пол. Он не умел отказывать, поэтому и ушел в свое время с кафедры. Но у академической науки оказались длинные руки.
Насяев пробормотал еще что-то о том, что если Отто не желает, то вовсе не обязан, но уж очень талантливый и хороший мальчик, — и, раскланявшись, удалился.
