— Происшествие, по которому мы все здесь имеем место быть, состоит в реальности из некоторого запутанного клубка событий, — торжественно обратился он ко мне, нахмурив белесые брови, от чего я почувствовал такой прилив патриотической нежности к «соответствующим органам», что стерпел пощечину родному русскому языку. И судя по тому, как на это «имеем место быть» едва заметно поморщилась Анна, мне предстояло еще немало лингвистических страданий. — Попросив за вас, следует сказать, — Санек сделал еще одну значительную паузу, — что Анна Моисеевна вынуждает меня оказать вам, Шатов, доверие, которого может быть достоин далеко не всякий каждый, а тем более человек, дискредитированный такой сомнительной профессией, как журналистика.
Я горестно пожал плечами, извиняясь за себя, журналистскую братию и существование журналистики как таковой. При этом, что уж греха таить, пристально разглядывая Санька и мысленно прикидывая, как поаппетитнее описать этого завернутого в штатское Аттилу в своей следующей статье.
Санька, по всей видимости, не убедило мое раскаяние, поэтому он положил передо мной заполненный мелкими строчками лист.
— Так что ставьте автограф, Носферату Александрович, — в его голосе промелькнула ирония, — и забудьте про статью, которую сейчас пишете в уме.
Анна кивнула, подтверждая его слова.
— У вас есть информация, — медленно и грозно проговорил Санек, — и у нас есть информация. Вы с нами вашей информацией все равно поделитесь, а вот если вы хотите получить немного нашей… — Он придвинул ко мне по столу лист и ручку.
Я отложил фен и быстро, стараясь не сожалеть, поставил подпись и черкнул дату.
— Вот и славно, — отозвался Санек. — А теперь, Носферату Александрович, рассмотрим, что вы имеете нам сообщить.
Я понял, что сейчас придется отдавать камень. Я будто бы невзначай оглядел комнату, прикидывая, куда могу затолкать важную улику, чтобы иметь возможность прикинуться дурачком при обыске. И тут осознал, что изъятие камня — не самое неприятное, что может случиться. За разговором с Анной и копанием в фене я совершенно забыл про конверт с маминой картой и хранящимися на ней фотографиями. Он так и стоял сейчас, невинно прислоненный к сахарнице, и просто чудом пока не попался на глаза Саньку. Заинтересуйся он этими снимками, я лишусь последнего шанса проверить некоторые свои предположения относительно причины смерти саломарского дипломата.
Санек убирал в сумку подписанное мной обещание не разглашать информацию по делу — видимо, боялся, что, услышав что-то шокирующее и особо секретное, я брошусь, выхвачу подписку и съем. В это время я неторопливо встал, делая вид, что хочу проверить работу фена. Включил его в розетку, невзначай прихватив со стола конверт, и попытался легким движением юного Гудини затолкать белый квадратик между стенкой кухонного шкафчика и разделочной доской.
Делать это пришлось одной рукой и не глядя, потому что лицо мое в этот момент выражало глубокую заинтересованность феном и сомнение в том, что он вообще был сломан.
— Оставьте вы фен, Шатов, — проговорил Санек. — К чему тянуть время. Анна Моисеевна дала информацию, что у вас имеется один очень интересный камень…
Он наклонился над столом, загораживая широченными плечами лампу, от чего я почувствовал легкую клаустрофобию. Но я не собирался сдаваться без боя. Во всяком случае, при Анне.
За многие годы успешной репортерской работы в моем организме скопилось такое количество непробиваемой наглости, что хватило бы на полторы роты таких Саньков.
— Э, нет, — задумчиво протянул я, постукивая пальцами по столу, — так не пойдет. Бумагу я подписал — и теперь хочу получить свое сладкое на завтрак. Сначала вы расскажете мне, каким образом вы, Штирлиц, узнали о шпионаже.
Я, нагло закинув голову, пристально посмотрел на Санька, после чего обворожительно улыбнулся Анне, взмахивая для эффекта феном в правой руке. Левую я держал за спиной, не оставляя попыток затолкать злосчастный конверт хоть в какую-нибудь щель подальше от вселенской справедливости и ее служителей. Экзи, до этого момента не спускавший настороженного и сердитого взгляда с Санька, поднялся со своего места в корзинке и даже сделал шаг в мою сторону, видимо, по своей фокстерьерской привычке полагая, что, если кто-то от кого-то что-то прячет, это непременно еда. Анна заметила и совершенно правильно истолковала мои странные телодвижения, но, видимо, предпочла промолчать. Клоунада явно сердила ее, и в то же время я был той соломинкой, что помогла бы уцепиться за саломарское дело, чтобы дальше вести свое. Моя прекрасная воительница позволила мне паясничать и нарушать закон, но не желала содействовать.
— Рассказывайте, Александр. А то я свой камешек сейчас у вас на глазах съем. Верите? — с отчаянной храбростью Моськи кинулся я на превосходящие силы противника, понимая, что конверта мне не спрятать.
— Верю — не верю, вскрытие покажет, — мрачно пошутил Санек, но все-таки присел возле меня на стул.
— Не трогай меня, я сам отнесу его в Мордор, — с притворным ужасом отшатнувшись, прошептал я, хватаясь за шнурок, что висел у меня на шее. Естественно, перед тем, как приковать внимание «органов» к амулету, я выпустил из пальцев конверт, который белоснежным росчерком спланировал под стол.
— А вы мне нравитесь, Шатов, — с едва заметной улыбкой проговорил он. — Наглый, как камикадзе.
Я немного расслабился, краем глаза заметив, как конверт скользнул под скатерть. Анна подала Саньку кофе и присела рядом. Где-то на самых задворках ее полного укоризны взгляда таилось что-то очень похожее на восхищение. Я принял этот щедрый дар судьбы с благодарностью и отвел глаза, чтобы не увидеть во взгляде владычицы моего сердца чего-нибудь менее приятного. Но судьба, видимо, решила быстро уравнять шансы, заставив мое встрепенувшееся от радости сердце метеором свалиться в пятки. Конверт не остался под столом. Он оказался не заклеен, и, благодаря трепещущему крылу клапана гадкая бумажка со своим ценным грузом вылетела из укрытия с другой стороны и приземлилась не так уж далеко от меня, как раз около корзинки Экзи. Конверт раскрылся, и крошечная черная карточка выглянула оттуда ровно настолько, чтобы привлечь внимание пса. Экзи рванулся к нечаянной добыче. Забыв обо всем и не выпуская из рук фена, я бросился к нему и успел сунуть палец в пасть, спасая добытые мамой секретные материалы от собачьих зубов. Но паскудный пес не желал сдаваться без боя. Он тяпнул меня и, выплюнув карту, вцепился в выскочивший из-за ворота рубашки мешочек. Шнурок лопнул, мешочек раскрылся, саломарский кулон выпал, но упасть на пол не успел, потому что был тут же проглочен Экзи. Ошарашенный такой несправедливостью, я схватил пса поперек кудрявого, облепленного никотиновыми пластырями пуза и попытался огреть феном, но нажал на кнопку «on», и проклятущая машинка ударила меня током. Я выпустил Экзи и выругался. Немного утешало то, что псине досталось не меньше моего. Экзи взвизгнул и рванул к двери. Но путь ему преграждал сидевший на стуле Санек, и фокс решил не связываться с великаном, круто развернулся и забился в угол возле холодильника.
