Я заглянул в глаза Насяева. Он был удивлен, хоть очень старался этого не показать. Валерий Петрович Муравьев побагровел, словно римский легионер при встрече со львом. Его щеки и лоб налились темной кровью. По всей видимости, наш бровастый профессор не был не только дураком, но и трусом, и сделать ставку на его добровольное признание оказалось бы с моей стороны непростительной глупостью.
— Значит, после того, что вы тут нагородили, у вас ничего нет? — воскликнул Муравьев, слегка улыбнувшись. — Что ж, я извиняю вашего консультанта, — обратился он к Саньку. — У юноши слишком богатая фантазия. Что поделать, отпечаток профессии журналиста. Но в следующий раз, когда позволите ему высказывать свое мнение, следите за тем, чтобы господин Шатов не слишком увлекался. Я человек простой, но, как я понимаю, в этом кабинете бывают и другие посетители.
Санек кивнул ему, но поднялся с места и встал рядом с Валерием Петровичем, загородив ему путь к двери. Профессор попытался обойти его, не меняя своей ленивой позы — рука в кармане.
— Верно, — вежливо согласился Санек, — Носферату Александрович иногда теряет контроль над своим воображением. Но в его словах есть доля выводов.
— Истины, — поправил я, не сдержавшись.
— Истины тоже, — вновь согласился Санек. — Поэтому, профессор, разрешите попросить вас присесть. Что у вас есть еще, Ферро?
— В принципе фактов почти нет, — пожал плечами я. — Скорее наблюдения. Профессора слово в слово повторяли историю вечера убийства. Значит, либо у них один на двоих словарный запас, либо история была заучена обоими, чтобы не сболтнуть лишнего. Сначала я думал, что Валерий Петрович так напряженно смотрит на Уроса, потому что впервые видит полиморф, но потом вспомнил о том разговоре, что мне велел передать дядя, и подумал, что профессор, возможно, знал о мономолекулярной нити, которой вооружены камни с Саломары. Думаю, когда вы, Павел Александрович, собирались на квартиру к академику Штоффе, ваш друг Валерий Петрович не предупредил вас о том, что гобелены могут за долю секунды разрезать вас надвое лишь потому, что компьютер, управляемый полусумасшедшим саломарцем, посчитает вас угрозой?
— Я все уже подписал, — ответил Насяев тихо, но не мне, а Саньку, — отчего вы позволяете этому писаке поливать Валеру грязью? Это гадко. Ничего подобного быть не могло. Я подставил своих друзей и за это должен буду умереть вдали от родной планеты. Но они. — Он бросил полный боли взгляд на Ирину Алексеевну. — Ни в чем не виноваты.
Я невольно подумал, не хотел ли Муравьев, помимо прочего, услать на Саломару потенциального соперника. Уж очень нежно поглядывал на его супругу Насяев. Но озвучивать эти мысли не решился.
— Вдали от родной планеты вы умирать не собираетесь, уважаемый Павел Александрович, — ответил я. — Вам нравится Саломара. Когда вы рассказывали нам с дядей о ней, вы не лгали. Думаю, у вас с самого начала была договоренность с Агравой о том, чтобы Саломара попросила выдачи убийцы их консула. Так вы могли сами контролировать, какие полиморфы пойдут на Землю. Ведь большая часть из них совершенно ни на что не годна. Однако в то время, пока вы находитесь на Саломаре, кому-то следовало позаботиться о том, чтобы дивиденды от этого дела были сохранены и приумножены, дела шли так, как полагается, и партнеры не обманули вас. Кто-то собирался торговать полиморфами здесь, на Земле. Тот, кто может много ездить по миру — на конференции, съезды, в командировки от университета. Человек, которому вы, Пал Саныч, доверяете как себе. Я почти уверен, что, когда вы выбирали с Валерием Петровичем, кто из вас поработает саломарским консулом, он всячески подчеркивал, что у него семья, а у вас — лишь непростые отношения с ревнивой женой.
Насяев не выдержал, вспыхнув:
— Не ваше дело, с кем у меня отношения! Валера никогда не обманул бы меня! Все, что вы говорите, бред и ересь. И я приложу все усилия, чтобы об этом узнало ваше, — он ткнул пальцем в Санька, — начальство!
Тем временем Санек сделал шаг к Муравьеву, все еще стоящему на полпути к двери с оскорбленным видом стареющего Байрона.
— Вы ни о чем не хотите рассказать, Валерий Петрович?
Бровастый профессор неторопливо сел, спрятав руки под столом, вскочившая вслед за ним жена осталась стоять за спинкой его стула.
— Как я понимаю, этому шапито не будет конца, — проговорил он. — Я признался в убийстве Раранны, меня оправдали. И оправдали вы же! Но теперь, оказывается, я какой-то межпланетный аферист. Вы хоть понимаете, что говорите? Я ученый с мировым именем. А вы делаете из меня… мелкого жулика, ворующего минералы у не слишком умных инопланетян. Вам самим не гадко от ваших методов?
— А что, если мы не выдадим Павла Александровича Аграве? — предположил как бы невзначай Санек, постукивая по бумаге, недавно подписанной Насяевым. — Он признался в убийстве дипломата, взят с поличным в момент кражи ценных полотен, что уж говорить о лжесвидетельстве. К тому же подозревается в шпионаже. С таким набором преступлений мы легко отыщем ему место на родной планете.
Насяев фыркнул, напоминая, что недавно ему уже грозили тюрьмой.
— А как же то, что вы мне предлагали? — спросил он.
— Теперь этот вариант уже не вариант, — заметил Санек, — вы начнете в обход нашего договора слать камни вашему подельнику, а он будет торговать ими здесь, на Земле? Это нас не устраивает. Мы лучше выдадим вас, Валерий Петрович, — при этих словах Муравьева всхлипнула и прижала пальцы к губам, — вы проведете много лет на планете, которую ненавидите, и ради того, чтобы вам разрешили вернуться, будете делать все, что попросят.
— А вот этого у вас не выйдет, подстраховались, — зло прошипел Насяев. Он потребовал свой портфель, вынул из него флешку и подключил ее к компьютеру Санька. Мы все уставились на документ, который профессор считал своим последним козырем. Скан расшифровки радиограммы с Саломары, где Аграва требовал выдачи убийцы консула Раранны профессора Насяева.
Я внутренне поаплодировал выдержке Павла Александровича. Переиграть его одного казалось не под силу, вдвоем с Муравьевым они были каким-то совершенным, невообразимым, неодолимым злом.
— Что ж, удачный ход, — задумчиво поскреб щетину на подбородке Санек, — похоже, Саломары вам не избежать. Может, вам даже удастся переслать на Землю камни так, что мы не узнаем. Но уверены ли вы, что ваш друг не приберет себе все, что вы собираетесь получить?
Насяев не ответил.
— Я могу идти? — надменно спросил Валерий Петрович. — У вас все? Как я понял, улик против меня у вас больше нет.
Санек глянул на меня с надеждой. Вдруг в рукаве паяца Шатова обнаружится что-то стоящее. Но у меня не было ничего, кроме призрачного шанса настроить сообщников друг против друга.
— Пожалуй, вы правы, — ответил я. — Есть, конечно, подтвержденное свидетельскими показаниями покушение на убийство инопланетного дипломата. Но к этому обвинению вы подготовились хорошо, и любой мало-мальски пригодный адвокат в два счета сумеет обеспечить вам всевозможную непредумышленность, состояние аффекта и прочее, прочее, прочее… А из вашего друга Павла Александровича, если, конечно, он не решится свидетельствовать против вас…
