Мне это показалось странным, но Магдола заверила меня, что Август — подарок Марь каждой семье работника корпорации и он делает по дому любую работу втрое лучше Креба, как и все ребята из линейки ААС-201. Я успокоился. «Аски» уже лет пять были признаны всеми домохозяйками планет Договора как лучшие помощники по дому и саду. Видимо, корпорация в последнее время здорово шла в гору, раз Марь выдала каждой семье по «асочке» за собственный счет.
— Линда хотела назвать его Юлием, — вскользь заметила Магдола, — но я не позволила. Юл хоть и андроид, но он мой зять. И я буду его защищать, даже если Линде это не нравится. Но вас не должно это смущать. Линда умная и добрая бищина, просто тяжело переживает, что у нее нет своих детей. Боюсь, она уже перенесла свою привязанность на Августа. Хорошо, что у нас сейчас нет средств заказать ему индивидуальную внешность, а то Линда уломала бы Креба сделать Августу новое лицо, чтобы ее электронное чадо не было похоже на соседских.
И правда, пока мы шли мимо домов, то здесь, то там в садах я замечал других Августов, помогавших своим хозяевам. Даже поглощенные работой, они бросали на нас быстрые взгляды.
— Добрый день, Витязь, — поздоровалась Магдола с андроидом, появившимся из низкой, заросшей жемчужным грианским вьюном и вполне земным хмелем калитки. — Ваша хозяйка у себя?
Молчаливый Витязь отошел в сторону, пропуская нас во двор, и тотчас исчез в глубине сада. Но я был уверен, что он все еще наблюдает за нами. Я подумал, что при случае стоит сказать Марь, что ее затея с андроидами не такая уж безобидная. Однако тотчас обругал себя за глупость. Бунта машин можно бояться лет в пять-шесть. В моем возрасте давно пора понять, что люди намного опаснее. Машины Марь в принципе неспособны восстать.
Я усилием воли перестал искать в сплетении ветвей силуэт Витязя. Из скромного особнячка, окруженного живописно заросшими клумбами, нам навстречу с внушительной грацией циркового бегемота появилась старушка — крупный, благородных очертаний божий одуванчик с гладко зачесанной круглой седой головой, пристальным недобрым взглядом и огромной брошью под подбородком.
— Разрешите представить вам мою большую подругу, Полину Родионовну Стерн, — проговорила Магдола, старательно выговаривая русские слова.
— Аполинарию Родионовну. — Саркастически улыбаясь одним уголком рта, старушка с неожиданной теплотой посмотрела на Магдолу. Видимо, это был какой-то особенный, давно заведенный ритуал, потому что сразу после этих слов Магда, видимо, расслабилась и оживилась. Похоже, что высокое соизволение называть ее Аполинарией служило знаком расположения старушки Стерн. И я мог поставить новый коммуникатор Анны на то, что именно бабушка Стерн учила Магдолу русскому.
— А это Анна и Носферату, большие друзья нашей семьи и Греты Эрн, которые, если вы не против, хотели бы погостить у вас несколько дней.
Старушка по-военному развернулась на каблуках и махнула рукой, приглашая следовать за ней.
— Грета… Грета — хорошая, привлекательная девушка, — пробормотала она, искоса поглядывая на Анну, — вы тоже привлекательная девушка.
Старушка взялась за ручку двери и повернулась ко мне:
— Как это тяжело, когда красивого мужчину окружает такое чрезмерное количество привлекательных девушек. Но я искренне надеюсь, что вы, несмотря ни на что, оцените мой живой ум, богатый жизненный опыт, редкостное чувство юмора и полнейшее отсутствие маразма, и это в восемьдесят с небольшим.
Старушка пристально глянула на меня, залихватски подмигнула дамам и скрылась в доме, оставив нас в прихожей, полной разноцветных тапок.
— Однако я старуха вредная, беспокойная, к тому же завистливая, — прокричала она из глубины дома. — Поэтому спать вы будете в разных комнатах…
Магда не удержалась, чуть слышно хихикнула, но тут же взяла себя в руки. Видимо, наша пожилая благодетельница за версту чуяла наглецов, способных отнестись к ней и ее чудачествам без должного почтения.
На маленькой кухне, вопреки моим ожиданиям, не оказалось ни вонючей мещанской герани, ни умильных фиалок в глазированных плошках, ни подушечек с котятами. Суровая аскеза. За исключением колоссального величественного кресла-качалки, долженствующего безошибочно указать, кто в доме хозяйка.
Бабуля восседала на высоком раскачивающемся троне во главе стола и жестом указала на скромные табуретки справа и слева от ее величества.
— Наливайте чай, не стесняйтесь, и не ждите, что вас обслужат.
Милое хамство хозяйки почему-то очень импонировало мне. Возможно, потому, что именно для меня и предназначалось. Старая кокетка откинулась в своем гигантском кресле.
— Я всегда пускаю на ночлег русских. И даже если бы вы пришли ко мне не в компании моей дорогой Магдолы, а сами по себе и сказали: «Полина Родионовна, мы из России», я бы непременно дала вам приют. Мои родители были русскими. Насколько возможно быть русскими в нашем веке. Естественно, по рыжей бороде моего деда можно предположить, что на каком-либо отдаленном генеалогическом суку и висел некогда кто-нибудь из богатуров или нойонов Чингисхана, однако я всегда считала себя русской. Мои родители покинули Ярославль, да и Землю вместе с ним, когда мне было три с половиной года. Сразу после окончания этой нелепой войны с Большой Нереидой они перебрались туда работать. С Нереиды наша семья отправилась на Гриану. И вот я здесь. Уже шестьдесят два года, восемь месяцев и шесть дней. И все это время мечтаю вернуться домой.
— В Россию? — удивленно переспросила Магдола. По всей видимости, за многие годы дружбы с почтенной мадам Стерн она ни разу не оставалась в ее доме в обществе землян, а следовательно, не слышала от нее ничего подобного. Но по эпической интонации повествовательницы было понятно, что свою историю Аполинария Родионовна рассказывала далеко не впервые.
— Вы даже не представляете, как изменилась Россия, — честно признался я, — и вряд ли действительно будете там дома…
— Так и мне уже не три с половиной. Пожалуй, я за это время изменилась значительно больше, чем Россия. Поверьте мне, Носферату… не знаю, как вас по батюшке…
— Александрович, — подсказал я.
— …Носферату Александрович, — повторила старушка, — уж больно имя у вас пикантное. «Не мертвый». Да, собственно, вы и на вид живее многих. Но с вашим именем без отчества никак нельзя. А уж за меня будьте покойны. Такие вредные старухи, как я, — вроде сорняков. Где ни брось, мгновенно корни пускают.
— А здесь, на Гриане, что ж не прижились? — вызывающе сказал я, наслаждаясь ее ироничной откровенностью. Пожалуй, будь наша бабуля действительно лет на пятьдесят помоложе, у Анны был бы серьезный повод для ревности. Как большой знаток женщин разной степени интеллектуальности, могу заявить со всей ответственностью: умная женщина — дар небес. И если на этой планете за шесть десятков лет не нашлось мужчины, который смог бы оценить драгоценность по имени Полина Стерн, на Гриане действительно не стоило бросать якорь.
Полина Родионовна пристально посмотрела мне в глаза, словно пытаясь проникнуть в мысли. Я улыбнулся одной из своих бронебойных улыбок, предназначенных для самой изысканной аудитории: девочек до пяти и бабушек после семидесяти, и наша хозяйка расслабилась и снова откинулась в кресле. Что позволило мне сделать утешительный вывод: путь к сердцу нашей уважаемой мадам Стерн мне хорошо известен. Наглость — второе счастье. И этим счастьем я был наделен более чем щедро.
