— Сдаюсь, что это?
— Пока что ничего, — ответил Моручи. — Но вот если у вас, сударь, найдется то, что перечислено в этом списке…
Толик прочитал список. Наморщил лоб, немного подумал, а потом принялся рыться в той самой ванне, в которой не удалось искупаться Марине. Находя очередную железку, он отчеркивал один из пунктов в списке.
Через двадцать минут перед Святославом высилась кучка непонятных хреновин и лежал список, в котором осталось всего два пункта.
— Этого у меня нет, — ткнул в верхний пункт Толик. — И я знаю только одно место, где такое можно достать. А что такое «трансцикличный конденсатор», я не знаю. Значит, такого не существует.
— Извиняюсь, — извинился Моручи. Трансцикличный конденсатор он уже добыл, развинтив станер. — Забыл вычеркнуть. Значит, только два урановых компенсирующих стержня. Где их можно достать, говоришь?
— На атомной станции, — махнул рукой Толик. — На любой.
— Блин, Эдуардыч, а поближе нет? — дружески положил ему руку на плечо Денисов. — Ну ладно тебе, не жмись, блин, мы ж тебя не обидим… А? А?
— Извини… кто бы ты ни был… — равнодушно пожал плечами Толик. — Уран — металл редкий, его можно достать только по спецзаказу.
— А в свободной продаже нет? — недовольно скривился Моручи. — Аллах, до чего же примитивный мир…
— Да вот такой, — зевнул хозяин квартиры, продолжая ковыряться в программе. Трое нежданных гостей воспринимались им исключительно как досадная помеха, мешающая основной работе.
— Эдуардыч, а можно мы у тебя переночуем? — потыкал его в спину Николай.
Хакер только передернул плечами. Ему было все равно.
Ночью в квартире Анатолия Зверева никто не спал. Все ушли в работу.
Толик вообще обычно засыпал только под утро, положив голову на клавиатуру. Компьютер при этом оставался включенным — Толику нравилось потом читать, что его голова напечатала во сне. Это неизменно оказывалась несусветная белиберда, но он верил, что однажды таким образом создаст шедевр. Если уж обезьяна может
[5]
…
Моручи всю ночь продолжал собирать свой прибор. Однажды он уже делал такой — в школе, на лабораторной по физике. Еще с тех дней у него в голове засела фраза учителя: «Это самый простой механизм, какой только можно вообразить. Даже последний дикарь смог бы его собрать». Учитель, конечно, перегнул палку — если бы Святослав попал хотя бы в середину двадцатого века, ему попросту не хватило бы запчастей. Собственно, ему и сейчас могло их не хватить — в конце концов, трансцикличные конденсаторы изобрели только в двадцать втором веке, а энергизаторы — так вовсе только в тридцать первом.
Денисов сварил на всех пельменей — больше в холодильнике ничего съедобного не нашлось. Конечно, еще там было пиво самых разных сортов. В алюминиевых банках, в стеклянных бутылках, в пластиковых бутылках, и даже одна пятилитровая банка из-под соленых огурцов. Общий литраж — что-то около тридцати восьми. Николай даже предложил как следует спрыснуть общее знакомство. Но Марина, оказывается, из всех спиртных напитков признавала только шампанское и дорогие французские вина. А Моручи вообще не пил — Аллах-де запрещает…
— Да ладно тебе, капитан! — с укором посмотрел на него Денисов. — Ну че за хрень — непьющий космонавт! Ходячий прикол, е-мое! Да может его еще и нет — Аллаха твоего!
— Есть, — уверенно заявил Святослав. — Доказанный научный факт. Ты думаешь, я бы стал молиться тому, кого нет? Нет, сержант, Аллах существует…
Денисов очень удивился и сначала не поверил. Потом все-таки поверил. А потом задумался, не принять ли ему ислам. Моручи эту мысль горячо поддержал.
— Просто скажи три раза подряд «Ла-иллаха-илла-а-лаху ва Мухаммадун расулу-лахи!», — предложил он. — Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед — пророк его! У нас с этим просто — каждый в любой момент может перейти в ислам.
— А обрезание будут делать? — с испугом схватился за причинное место Николай.
— Хеббриды обрезание не делают. Давай, сержант, принимай ислам, не пожалеешь! В Джанну попадешь, — посулил Моручи. — Там хорошо!
— И-эх, ладно! — махнул рукой Денисов. — Ла-иллаха-илла-а-лаху… как ты там говорил?.. Блин, я забыл уже…
Моручи терпеливо повторил волшебные слова еще раз.
— Ла-иллаха-илла-а-лаху… — снова начал Николай. И снова остановился. — Погодь-ка, капитан, так мне че ж — пить нельзя будет?!
— Капли в рот! — сурово нахмурился Святослав. — Страшный грех!
— Е-мое, не, блин, я тогда еще подумаю… — резко стушевался воришка. — Может, потом как-нибудь…
— Смотри, умрешь неверным — пожалеешь, — пожал плечами капитан.
Глава 7
Я за пультом управления
Сижу уже четвертый год,
Зарплату не плотят,
Я с горя щас чего-нибудь нажму…
Усама Бен Ладен
За иллюминаторами творилось что-то несусветное — как будто в космосе началась страшная вьюга. Ежов смотрел на это с расширенными глазами — он первый раз видел своими глазами гиперпространство. «Вурдалак» шел сквозь него, как ледокол через торосы, управляемый шестым чувством Фриды. Слепая девушка положила обе руки на гиперкуб, корректируя курс. Косколито следил за приборами, ловя самые незначительные отклонения. Время от времени он устало откидывался на спинку кресла, и его подменяла Джина.
— Гипер — штука сложная, Мишенька, — ласково улыбнулся Койфман. — Потому-то большинство звездолетов летает через тоннели, а не напрямик. Чтобы в нем не заблудиться, нужен или сверхмощный ИР, или хороший телепат. А лучше и то, и другое — видишь, нашей Фридочке Ву помогает. А вслепую вылетишь где-нибудь за тыщу галактангов от места…
— А что такое галактанг? — не понял Михаил.
— Одна миллионная часть диаметра Млечного Пути, — добродушно объяснил старик. — Семьсот миллиардов километров.
— А в световых годах сколько будет?
— То есть? В каком смысле — световых годах?
— Э-э-э… — растерялся Ежов. — Ну как… Ну, световой год — это сколько свет проходит за год… земной год… Аарон Лазаревич, а разве вы не знаете?
— Сколько свет проходит за год? — заморгал Койфман. — А это сколько же?
— Ну вам лучше знать! — начал раздражаться Михаил. — Кто тут космонавт — вы или я?
— Ну-ка, передохни минутку, — попросил его старик. — Рудольф, дружок, подойди-ка к нам, будь так добр. Нам тут без тебя не обойтись…
— Да?.. — подошел мутант, обтирая руки тряпкой. Он копался в какой-то приборной панели, прыская туда непонятной гадостью из масленки — почти такой же, как в наши дни. — Что сломалось?
