— Блин, краля, ты на хрена лезешь куда не просят?.. — болезненным голосом спросил из темноты Денисов. — Как ведь еще сдавила…
— Да было б там что сдавливать!.. — сконфуженно огрызнулась Джина. — Я автоматически…
— Тихо вы, сведенные! — шикнул на них Остап. — Я тут что-то нашел… ого, да это же хвост!
— Уверен, Хасаныч? Может, другое че?
— Да нет, что ж я, хвоста на ощупь не отличу… Длинный, волосатый… Обезьяна, что ли, какая-то?
— Ну а че, правильно, — согласился Денисов. — На нашу кралю как раз только обезьян и ловить — она у них типа королевы красоты…
— Я тебя!.. — вслепую ударила Джина и ойкнула от боли — кулак встретился со стеной.
Во тьме раздался какой-то странный хлюпающий звук. И прозвучал он как-то очень нехорошо…
— Упс… — ужасно сконфузился Остап.
— Че там, блин?
— Я… я, похоже, на эту обезьяну наступил…
— Да и хрен бы с ней! Жить-то будет?
— Вряд ли… — еще больше (хотя казалось, что дальше уже некуда) сконфузился Остап. — Я ей… я ей на голову наступил… ботинок вот испачкал…
— Хватит рыться во всякой гадости! — раздраженно зашипел на Соазсся Косколито. — Ну нет там ничего!
— Тебе нет, а мне, может, что и отыщется… — продолжал копаться в куче обломков хуассин. — О, монетка!
— Это имперский йенито, одна сотая империала!
— Ой-ой-ой, какие мы богатые стали, йенито для нас уже не деньги… — безразлично хмыкнул Соазссь, пряча медяк во внутренний карман балахона. — Не бойся, моя хойошая, иди к папочке, папочка тебя в обиду не даст…
— Если ис-са тебя мы опосдаем на помощь капитану, я откушу тебе нос, шалкий хуассин!.. — яростно зашипел пилот. — Ах да, носа у тебя нет… ну, тогда сверну шею!
— [Бело-желтые полосы, зеленая клякса, темно-оранжевые круги, серебристый квадрат, голубой изломанный треугольник, желтый круг с черным квадратиком в центре] !
— Байхат, ты что?.. — не на шутку испугался Соазссь. — Ну хойошо, хойошо, уже иду, зачем так йугаться-то? О, еще монетка!
Жадный хуассин сунул раздвоенное щупальце в стенное отверстие, умудрившись углядеть там еще один медячок. И застыл с расширившимся хоботком, медленно покачивая треугольной макушкой.
— Меня кто-то схватил!.. — сердито пожаловался он. — Кто-то меня дейжит…
— А, ну так тебе и надо, — нисколько не посочувствовал ему Косколито.
— Может, все-таки поможешь?
— Ну, для начала тебе придется отпустить монету, — предложил серран.
— У меня есть пятьсот п’йичин не отпускать эту монету, — наотрез отказался от этого варианта Соазссь. — Должен быть д’йугой способ!
Косколито сердито высунул язык, но все-таки ухватил суперкарго за талию и начал изо всех сил тянуть.
Безуспешно — что бы там его ни схватило, держало оно крепко. Серран добился только одного результата — Соазссь начал громко кряхтеть от боли. Хотя этот результат Косколито тоже очень понравился…
После встретившийся ловушки Дитирон, Ежов и Койфман начали двигаться осторожнее. Старичок включил нечто вроде фонарика с синим светом и ощупывал его лучом пол, стены и даже потолок. Пока что подозрительных мест не встретилось. Дитирон плюхал где-то далеко позади, прикрывая тылы.
Ежов шел и думал, что они наверняка заблудились. Капитан, правда, скопировал карту на информы Косколито, Джины и Койфмана, но эта карта не особо помогала. Уж очень запутанный лабиринт скрывался внутри древней станции. Да еще и с ловушками…
— Ну что ты, Мишенька, разве же это ловушки? Вот, помнится, были мы на Авалоне, лазили там в одно место… Вот там были ловушки так ловушки!
— Аарон Лазаревич… — озадаченно посмотрел на него Михаил. — Я что, вслух сказал разве? Или вы тоже… как Фрида?
— Да нет, что ты, Мишенька… — хитро улыбнулся старичок. — Но тут догадаться нетрудно. Я, знаешь, больше полувека особистом оттрубил, поневоле наловчился по лицу мысли читать… А у тебя лицо простое, бесхитростное, как по экрану все прочитать можно…
Ежов слегка обиделся. Он все-таки работал детективом, и всегда полагал, что умеет скрывать свои мысли. Хотя, конечно, для старого раввина они действительно были что раскрытая книга… кстати, человек двадцатого века сказал бы «как по бумажке», а не «как по экрану». Но в семьдесят втором веке бумажные книги остались только в музеях. Во всяком случае на Старой Земле, в Империи, СОП и Бундестаге. В других человеческих системах порой еще встречались отставания — ведь и в наше время на планете сохранились государства, живущие чуть ли не в средневековье, а то и в каменном веке.
— Бедный Колян… — усмехнулся Ежов, решив, что ему еще повезло, что его определили именно к Койфману — остальные офицеры были еще хуже. Ну, кроме капитана, конечно. — Попал под командование к Джине… Вот ведь как бывает — красивая девка, а такая злющая! Это, считай, половина женщин на корабле — сволочи!
— Почему половина? — удивился Койфман. — Треть.
— Как это треть? — пришло время удивляться Михаилу. — Джина и Фрида — вот и все. Две. Половина от двух — одна.
— Ну, положим, не две, а три…
Ежов некоторое время шевелил губами, пересчитывая членов экипажа и прикидывая, кто бы из них мог оказаться третьей женщиной. Ничего не придумывалось. Сиреневый Бархат — гермафродит, это он твердо помнил еще с тех пор, когда просматривал информацию о Плывущих. А никого из остальных он просто не мог представить в этой роли…
— Дитирон, Мишенька, Дитирон, — снова прочитал все мысли по лицу Койфман.
— Кха-кха… кхаак?! — закашлялся Ежов, непроизвольно оборачиваясь в сторону уу-де-шуу. — Он же мужик!
— В том-то и дело, что нет. Вот ты мне скажи, кого следует называть женщиной?
— Э-э-э… ну… э-э-э… — Михаил попытался нарисовать что-то в воздухе, но быстро сдался и сказал просто: — Того, кто рожает детей.
— Правильно! — обрадовался Койфман. — А у уу-де-шуу женщины не рожают живых детенышей, а откладывают яйца. У Дитирона, если присмотреться, внизу торчит кончик яйцеклада — не видел?
— Видел, но я… э-э-э… ну, в общем, не то подумал… — смутился Ежов.
— А, ну ясно, ясненько… В общем, женщина откладывает яйцо и на этом свободна. А мужчина его потом высиживает. Очень долго высиживает. Вот потому у них роли и поменялись — у них детьми занимаются мужчины, а добычей продовольствия — женщины. Вот обрати внимание — в большинстве человеческих языков первым местоимением является «он». И только вторым «она». Почему? Да потому, что человек — существо патриархальное. Это заложено в самих биологических различиях. Почти во всех древних цивилизациях мужчина играл главенствующую роль. И только потом, постепенно, очень медленно, женщины добились равноправия. Сейчас о том, что когда-то было по-другому, никто уже и не помнит… это вот я историей занимался, я помню… Ну и ты, конечно, помнишь, ты же из средневековья. А у уу-де-шуу все как раз наоборот — они биологически матриархальны. Ты вот никогда не обращал внимания, что Дитирон всегда говорит о себе в женском роде: «моя»?
