Ключи от машины он положил в конверт и бросил в почтовый ящик Грегори. Поставив машину на стоянке, вернулся пешком в дом священника.
В вечерних газетах он прочел о несчастном случае, слышал обращение к очевидцам по радио.
Потом он сыграл со старым кюре партию в шашки, но мысли его были бесконечно далеко от игры.
— Хороший ты человек, Джеймс, — говорил кюре. — Ты не поддаешься мне, как другие. Очень хороший человек.
Слезы навернулись на глаза отца Хёрли.
— Нет, каноник, я очень слабый человек, глупый, пустой и слабый.
— А-а, мы все глупые, пустые и слабые, — возразил кюре. — И все-таки есть в некоторых из нас хорошее, в тебе-то уж точно есть.
Эти страшные дни были уже в прошлом, а бессонница все не проходила. Он возобновил отношения с племянником — натянутые, формальные.
Сразу же после случившегося Грегори позвонил ему, чтобы поблагодарить за машину.
Отец Джеймс Хёрли спокойно проговорил в трубку:
— Боюсь, его сейчас нет.
— Но это же ты, дядя Джим… — Грегори недоумевал.
— Я уже наговорил столько лжи, Грегори. Одной ложью больше, одной меньше… — Голос у него был усталый.
— Пожалуйста, пожалуйста, дядя Джим, не говори так. Тебя кто-нибудь сейчас слышит?
— Понятия не имею.
— Можно мне зайти?
— Нет.
— А завтра?
— Не показывайся мне на глаза, Грегори. Никогда.
— Но я не могу… Не вечно же мне тебя избегать. Во-первых, я этого не хочу, а во-вторых, что подумают мать с отцом? Это будет выглядеть… ну, сам понимаешь как.
— Вряд ли они хоть когда-нибудь догадаются. По-моему, тебе нечего волноваться. Они никогда не поверят, что это был ты. Для них это будет всего лишь коротенькая газетная заметка, еще один печальный инцидент на улицах Дублина…
— Нет, я говорю о нас… Что, если мы больше не будем друг с другом разговаривать?
— Я думаю, мы будем разговаривать. Дай срок. Дай мне время.
Грегори никак не мог до него достучаться — не мог целыми неделями. Стоило ему появиться в доме священника, дядя извинялся: ему надо срочно бежать по вызову к больному. Если он звонил — повторялось то же самое.
В конце концов Грегори выбрал то единственное место, где точно мог рассчитывать на безраздельное внимание человека, который его избегает.
Окошечко в исповедальне отодвинулось. В нем показалась красивая голова отца Хёрли. Священник не смотрел на кающегося; подперев голову рукой, он смотрел вперед и чуть вниз. Поза слушателя.
— Да, дитя мое, — начал он как обычно.
— Благословите, отец, ибо я согрешил, — произнес в свою очередь традиционную фразу и Грегори.
Голос был слишком знакомым, не узнать его было нельзя. Священник в смятении вскинул голову.
— Боже правый! Ты решил вдобавок посмеяться над таинством? — зашептал он.
— Ты нигде больше не стал бы меня слушать. Я пришел сюда, чтобы сказать, как я сожалею.
— Это не мне ты должен говорить.
— Как раз тебе. Богу я уже сказал через другого священника. Я решил ежемесячно выделять определенную сумму из своего заработка на благотворительность. Я отказался от алкоголя. Боже мой, дядя Джим, что еще мне сделать? Прошу тебя, скажи мне. Я не могу ее воскресить, даже тогда не мог бы.
— Грегори, Грегори… — Слезы стояли в глазах отца Хёрли.
— Какой в этом прок, дядя Джим, какая польза от того, что ты не будешь со мной разговаривать и не будешь приезжать к нам домой, потому что не хочешь говорить обо мне? Вот если бы я тоже погиб той ночью, тогда все было бы иначе, тогда вы бы дружно меня оплакивали. Так разве мы не радоваться должны, что, по крайней мере, я жив, пусть даже эта девушка, бедняга, погибла в катастрофе?
— Из-за пьяного водителя, бежавшего с места происшествия.
— Я знаю. Я признал свою вину.
— Но не заплатил за нее.
— Но ради чего? Нет, в самом деле! Чтобы разбить маме сердце, опозорить отца, запятнать тебя? И представь, что дело всплывет сейчас, когда прошла уже не одна неделя… Все будет выглядеть еще хуже. Мы не можем вернуться в ту ночь. Если б я только мог, я бы…
— Прекрасно.
— Что?
— Прекрасно, говорю. Мы будем друзьями.
— А, я знал, что ты в конце концов смягчишься.
— Ну хорошо, ладно, ты прав, я смягчился. А теперь не мог бы ты освободить это место для кого-нибудь другого, кто желает открыть душу перед Богом?
— Спасибо, дядя Джим. И еще, дядя Джим… Священник промолчал.
— Не выберешься как-нибудь ко мне пообедать? В субботу, например. Будет парочка моих друзей, никакого алкоголя. Пожалуйста, а?
— Хорошо.
— Спасибо еще раз.
И он отправился к племяннику в гости. Были двое молодых людей и девушка — приятная, веселая компания. За обедом пили вино и добродушно спорили о том, остается ли церковь и поныне духовной властительницей Ирландии. Отец Хёрли был хорошо подкован в дискуссиях такого рода: почти все дети его друзей поднимали эту тему. Он был неизменно вежлив и предупредителен, мог взглянуть на проблему с одной стороны, с другой и со всех прочих сторон. Он умел успокоительно журчать словами и в нужный момент создать видимость, что зарапортовался, тем самым предоставляя и другой стороне возможность безболезненно уступить в каком-нибудь пункте.
Он внимательно следил за Грегори — тот не пил ничего, кроме минералки. Все-таки парень испытал потрясение и пытается начать новую жизнь. Наверное, и впрямь надо бы смягчиться и постараться его простить, несмотря на то что себя самого он простить не может. Он улыбнулся племяннику, и тот ответил ему теплой улыбкой.
После обеда они все вместе убрали со стола и отнесли посуду в маленькую со вкусом обставленную кухню.
— Эй, Грег, с какой стати у тебя тут водка? Ты же больше не прикладываешься к бутылке, — спросил один из друзей.
— А, осталась с былых времен, возьми себе, — непринужденно ответил Грегори.
Отец Хёрли задумался. Неужели его собственная душа уже настолько развращена, что он всюду подозревает только плохое? Ему показалось, что глаза племянника как-то слишком уж блестят для того, кто хлебал за обедом только минералку. А вдруг на кухне он добавлял себе в стакан водку? На буфете стоит еще одна бутылка.
Нет, если теперь у него все время будут такие мысли, тогда вообще нет смысла поддерживать отношения с племянником. Он решительно отбросил прочь подозрения. Точнее, забросил в дальний ящик сознания, в свалку других вопросов, о которых просто не хотел думать.
Посреди недели он поехал к Лоре и Алану. Они обрадовались, узнав, что на субботнем обеде у Грегори была девушка: решили, что это может быть его подружка.
