Именно с Великобританией было связано одно из первых европейских разочарований Газпрома. В Москве довольно долго не замечали ухудшения отношения европейцев к Газпрому. В январе 2006 года, когда газовая война с Украиной поутихла, а к продолжающейся критике в адрес «продавшегося Газпрому» Герхарда Шредера в Москве не прислушивались, Газпром начал свою первую мощную попытку расширения на Запад. Зампред правления Газпрома и гендиректор «Газэкспорта» Александр Медведев 22 января 2006 года в интервью Guardian заявил, что Газпром намерен довести свою долю на британском рынке до 20 % за счет Centrica – компании, контролирующей 63 % внутреннего газового и 23 % энергетического рынков Великобритании. Столь прозрачный намек топ-менеджера Газпрома вызвал в Британии ажиотаж. Котировки акций компании Centrica моментально подскочили на 8 %. Через две недели заместитель Медведева Александр Шкута вновь публично признал факт интереса Газпрома к покупке Centrica. Стоимость компании выросла еще на 8 %.
Переговоры Газпрома и Centrica находились только на начальной стадии, а сделкой уже обеспокоилось правительство Великобритании. За первые три месяца 2006 года британские министры провели восемь совещаний, посвященных угрозе предстоящего поглощения Газпромом крупнейшей газовой компании страны. Правительство пришло к выводу, что для блокирования потенциальной сделки нужно будет вносить изменения в законодательство Великобритании.
Летом премьер Тони Блэр заявил, что британские власти не должны препятствовать сделке между Газпромом и Centrica. Но это было уже не слишком важно. Переговоры к тому времени зачахли.
Газпром явно не собирался покупать компанию за деньги, особенно после того, как ее стоимость так выросла. В Москве были уверены, что в Европе все еще очарованы «Северным потоком» и за перспективу принять участие в проекте могут отдать многое. Газпром обещал включить в проект компанию из той страны, которая пустит его в свои газораспределительные сети. Поэтому менеджеры Газпрома считали, что Centrica должна быть счастлива отдать Газпрому свои акции, поменяв их на право поучаствовать в проекте Nordstream. Но ни британские СМИ, ни британские министры, ни деловой мир не были рады перспективе появления в Британии российского газового монополиста.
После неудачи в Британии доступ к конечному европейскому потребителю стал идеей фикс для Газпрома. Менеджеры компании признавались, что хотят быть поближе к газовым плитам рядовых европейцев. Но подобные амбиции европейские власти сразу сочли политическими: если Газпром возьмет под свой контроль поставку газа в каждый европейский дом, он сможет навязывать европейцам любую цену. В этом случае зависимость Европы от Газпрома, а значит и от Кремля, станет почти абсолютной. После перекрытия газа Украине европейцы перестали доверять Газпрому.
В апреле 2006 года немецкий концерн BASF, один из партнеров по «Северному потоку» согласился с условием Газпрома. На российско-германском саммите в Томске Газпром и BASF в присутствии канцлера Ангелы Меркель и президента Владимира Путина подписали рамочное соглашение, которое увеличивало долю российского газового монополиста в газораспределительных сетях BASF в обмен на доступ BASF к Южно-Русскому месторождению. Изначально планировалось, что одновременно аналогичная сделка будет заключена и со вторым партнером Газпрома по Северному потоку, концерном E.ON. Но E.ON сначала затягивал, а потом отказался выполнять это условие.
Глава E.ON Ruhrgas Буркхард Бергман старается избегать резких выражений и, конечно же, отрицает то, что европейские компании не пускают Газпром в распределительные сети, опасаясь поставить правительства своих стран в зависимость от русского газового монополиста. Однако Бергман считает, что скупка распределительных сетей в Европе невыгодна самому Газпрому. По мнению члена совета директоров российского газового гиганта, Газпрому нужно заниматься своими проблемами, прилагать все усилия для того, чтобы разбираться с внутренними трудностями, а не пытаться одним махом покорить Европу.
– Газпром, конечно, должен иметь полную свободу и возможность продавать свой газ рядовым потребителям. Но пусть только они смотрят на это не с идеологической, а с экономической точки зрения. Мир изменился, и на конечного потребителя можно выйти и опосредованно: через систему распределения третьих фирм. Тарифы регулируются, в том числе и ЕС, так что сегодня нет опасности и риска не получить доступа к конечному потребителю. Надо задаться вопросом, почему сегодня другие крупные производители не пошли по этому пути. Statoil, Exxon, Shell сейчас не покупают, а продают свои транспортные системы. Для Газпрома было бы разумнее инвестировать в добычу газа, чем в продажу или выход на конечного потребителя. Как член совета директоров Газпрома, я считаю, что компании в первую очередь надо обеспечивать свою экономическую эффективность.
Бергман делает долгую паузу. Из готического собора, который виднеется в окне у него за спиной, слышится колокольный звон.
– Вопрос в том, что важное и что первостепенное. Я считаю, что для Газпрома – это добыча, реконструкция и санация сетей. Поэтому я большой сторонник вложения капиталов внутри России.
Мы спрашиваем, насколько рациональны те крупные инвестиции, которые делает Газпром внутри России. И Бергман, конечно, говорит, что они вполне разумны.
– Например, Сахалин. Приобретение долей в Сахалине, конечно, окупится. Это экономически целесообразно и разумно. Правда, надо отметить, что срок финансирования этих проектов очень долгий, доходы начнут поступать довольно поздно, и в связи с этим сильно возрастет задолженность Газпрома. Пока еще все это приемлемо, но в будущем это перерастет в ограничивающий фактор.
Бергман, как и положено члену совета директоров Газпрома, говорит о Сахалине осторожно. Между тем для европейцев то, что произошло на Сахалине в июне – сентябре 2006 года, стало важным символом их отношения к Газпрому.
Летом 2006 года Европа по-прежнему смотрела на Газпром с недоверием и подозрением. А в Москве как раз возникла обида на европейцев за их недоверчивость и подозрительность.
25 июля 2006 года Минприроды начало проверку деятельности оператора проекта «Сахалин – 2» компании Sakhalin Energy, 55 % акций которой принадлежит англо-голландскому концерну Royal Dutch Shell, остальные доли – японским Mitsui (25 %) и Mitsubishi (20 %). Российские власти говорили, что «проект опасен для окружающей среды», и 18 сентября глава Минприроды Юрий Трутнев подписал приказ, отменяющий положительное заключение экологической госэкспертизы проекта «Сахалин – 2», принятое в 2003 году. Иностранные СМИ обвинили Газпром в использовании административного ресурса с целью выдавить конкурентов из России. Доля Shell вскоре была выкуплена Газпромом.
Почти одновременно с Сахалином был решен и вопрос Штокмановского месторождения. В течение трех лет Газпром заманивал европейцев и американцев к участию в разработке этого проекта. Норвежские Statoil и Hydro, французская Total и американские Chevron и ConocoPhillips боролись за право стать партнерами Газпрома. Но жестокая осень 2006 года все повернула иначе. 9 октября глава Газпрома Алексей Миллер объявил, что Штокман не достанется никому. Из него будут осуществляться поставки газа по новому трубопроводу в Германию, а разрабатывать его будет сам Газпром. Это было похоже на пощечину.
