– Папочка, вот тебе Щелкунчик еще наколол орешков, – говорила ты, ни свет ни заря входя в нашу спальню и загружая в меня, спящего, горсть орехов бурундук.
– Варя, я видеть больше не могу орехи бурундук!
– Хорошо, тогда я пока попрошу Щелкунчика наколоть тебе орехов крохотун, и ты от них изменишься. У тебя появится сердце. – Ты прямо цитировала кукольного мастера Дроссельмейера из нового мультфильма.
Не знаю, появилось ли у меня сердце от орехов крохотун, но печень и желчный пузырь появились точно. Я стал их чувствовать. Но вот что я тебе скажу: Щелкунчик – это было полбеды по сравнению с Пряником. Ты ведь помнишь мультик «Шрек-2», помнишь, наверное, ту душераздирающую сцену, когда тролль Шрек берет штурмом крепость, изготовив заблаговременно из сладкого теста огромного пряничного человека. В процессе штурма пряничный человек падает в крепостной ров, размокает и растворяется, то бишь погибает в бою. Так вот, мою тебя совершенно не заинтересовало счастливое соединение тролля Шрека с принцессой Фионой, зато поразила трагическая гибель пряничного человека. Ты сказала:
– Надо испечь Пряника. – Ты виртуозно употребила винительный падеж, и Пряник оказался живым. И ты добавила: – Надо, чтобы нигде в доме больше никогда не было воды, чтоб Пряник в нее случайно не упал.
– Большого Пряника? – спросила бабушка с надеждой, что пряник может быть невелик и съеден за ближайшим ужином.
– Очень большого! – уточнила ты, показав руками нечто, заметно превышавшее твой незаурядный для четырехлетней девочки рост.
Кое-как удалось договориться с тобой, что Пряник будет величиной с самый большой противень, помещающийся в духовку. Бабушка достала сталинских еще времен «Книгу о вкусной и здоровой пище» и вычитала там рецепт приготовления пряников. А дедушка старательно срисовал, поставив магнитофон на паузу, мультичного Пряника с телеэкрана. Бабушка только как-то не рассчитала, что тесто слегка поднимется в духовке, а глазурь, из которой состоят у пряника рот, нос и прочие органы, нельзя наносить на горячее тесто. В итоге получилось разбухшее чудовище, голем из кошмарных снов со стекающей из уголка рта струйкой красной глазури.
– Пряничек, мой дружок! – умиленно склонилась ты над разложенным на листе фольги шедевром кулинарного искусства. – Я тебя никогда-никогда не буду есть, потому что друзей не едят.
Чудовищный этот пряник не мог участвовать в твоих играх, он был слишком хрупкий, но, лежа на листе фольги, присутствовал всегда рядом, чем бы ты ни занималась. Это напоминало мне жуткую историю про то, как красноармейцы, когда погиб командир Щорс, долго еще таскали за собой повсюду полуразложившееся его тело в ванне с карболкой.
24
Ты бережно носила за собой своего нового фаворита в любую точку дома, за исключением ванной. Ты рисовала, а Пряник лежал рядом на куске фольги, ты смотрела мультики, а Пряник лежал рядом. Но, если бы ты сейчас вернулась в раннее детство, ты бы понимала, что так не могло продолжаться вечно. Не могла же ты относиться к Прянику как к семейной реликвии, работа которой заключается в том, чтобы просто лежать на видном месте. Хоть и испеченный из теста, Пряник был игрушкой, а в игрушки надо играть.
И вот однажды ты не выдержала. Мы сидели на кухне и пили чай, когда ты вошла, сняла с полки мирно почивавшего там Пряника, но на этот раз ты держала его не бережно двумя руками на куске фольги, а одной рукой за туловище, как дети держат кукол, чтоб куклы проявляли активность.
– Варя, осторожно, Пряник сломается! – не выдержал я.
– Не-ет, он большой и крепкий, – беспечно парировала ты, тогда как Пряник, ведомый твоей рукой, топал уже по кафельному полу кухни и по паркету прихожей. При каждом движении с ног Пряника сыпались зловещие крошки, и когда командорские шаги Пряника удалились в комнаты, я сказал маме:
– Ужас, я с ума сойду с этим Пряником, особенно если Варя его сломает. Я же чувствительный все-таки.
Из дальней комнаты доносились исполняемые тобой жизнерадостные диалоги Вари и Пряника, временами Пряник топал, но потом все стихло. Это была трагическая тишина.
– О господи! – вздохнул я и пошел смотреть, что случилось.
Ты встретила меня в дверях кухни. В руках у тебя не было Пряника, и вообще на тебе не было лица. Ты сказала:
– Папа, не ходи туда. Не смотри на него.
– Что с ним, Варенька?
– Лучше тебе не смотреть. Ты не выдержишь.
– Я работаю журналистом и видел много всяких ужасов.
– Такого ты не видел.
Я вошел в комнату и должен признаться, что во всех своих журналистских путешествиях по землетрясениям, революциям и акциям гражданского неповиновения действительно не видал ничего подобного. Пряник лежал посреди комнаты навзничь, и казалось, будто звероподобный мамелюк разрубил беднягу чудовищным ятаганом. У Пряника была отсечена голова, раскроено пополам тело и ампутированы ноги.
– Это даже дед не склеит, – вздохнула Варя.
– Что с ним случилось? – спросил я.
– Упал.
Вечером пришла бабушка и, застав все наше семейство в глубоком по Прянику трауре, объяснила тебе про бессмертие души, про метемпсихоз и про великую силу любви, способную побеждать смерть.
– Ты же ведь любишь Пряника? – спросила бабушка с иезуитской улыбкой. – Тогда мы испечем его заново.
– Это будет тот же Пряник? – уточнила ты.
– Тот же, – кивнула бабушка, – если ты поверишь, что он тот же.
– Я верю, – сказала ты с той же твердостью, с какой говорил эти слова протопоп Аввакум.
Пряника испекли заново, предусмотрительно снабдив его перед запихиванием в духовку скелетом из зубочисток. Новый Пряник был крепче предыдущего и довольно долго ковылял по дому с твоей помощью. Потом он сломал ногу. Нога была приклеена клеем ПВА. И я боялся, что этот душераздирающий кошмар будет продолжаться до тех пор, пока не приедут за мной санитары.
Ты вбегала на кухню, брала меня за руку, вела в столовую и тараторила:
– Папа, папа, посмотри, здесь большой Пряник стоит у окна. Он такой большой, что до потолка. Не видишь? Сейчас я возьму его за руку, и ты увидишь. – И брала невидимого за руку.
25
Однако, не то чтобы в связи со всей этой пряничной эпопеей, ты разлюбила драконов. Драконы – это было святое, ты только с ними и играла до четырех с половиной лет. Просто все возможные игры с драконами были придуманы. Драконья жизнь текла безмятежно. Временами, конечно, пластмассовые рыцари из конструктора «Lego» предпринимали очередной крестовый поход на старого зеленого дракона, но дракон неизменно побеждал рыцарей, раскидав зубами по ковру.
Про дракона этого ты говорила, что «у него всего нет», в том смысле, что у него ничего не было – отвалился хвост и потерялось крыло в битвах с туповатыми рыцарями, которых хлебом не корми, дай помахать пластмассовым мечом. Еще про дракона этого ты говорила, что он «немножко молодой, но уже старенький». Драконы уходили постепенно.
