– Эх, Сорингер, Сорингер! – произнес он тем тоном, каким обычно объясняют несмышленышам очевидные истины. – Каждая новая женщина, это ведь как новый мир – неизведанный, таинственный и прекрасный: – Затем, взглянув на мое лицо, добавил. – Знаю, знаю, что ты желаешь сказать: для тебя неизведанный и таинственный, не для других, так что лучше уж промолчи.
И я промолчал. Не так давно, прошло не больше года, я и сам рассуждал подобным образом. Пока не обнаружил, что все эти бесчисленные миры могут сузиться до единственного, самого таинственного и самого прекрасного…
– Ну так что, капитан Ник Солетт? Пора принимать решение, – сказал я, когда молчание совсем уж затянулось, а скалы приблизились к нам настолько, что птицы стали видны на них каждая по отдельности.
– А где оно, это ущелье? – наконец, произнес он.
– За следующим мысом к северу от нас.
В самом ущелье ловушек быть не должно, это я знал точно. «Мантельский удалец» попал в глубь острова именно по нему, а дно его никогда не скрывается под водой даже при самом высоком приливе. Сложность была в другом: ущелье достаточно неудобное для любых маневров. А капитан Ник Солетт, при всей его наружной бесшабашности, все-таки не такой авантюрист, каким был Адеберт.
– Ты рассказывал, что Кеннет прошел именно им, – полуспрашивая, полуутверждая произнес Солетт.
– Да. Они летели севернее от нашего пути, и потому обнаружили его прямо по курсу.
– Не думаю, что я худший капитан, чем был он, – и это прозвучало как согласие.
– Тогда право на борт?
– Эй, на штурвале! Право на борт! – немедленно откликнулся капитан «Альбатроса». – Держать вдоль этих проклятых скал.
Вдоль скал, отделяя их от бесчисленных коралловых островков, пролегала полоска песчаного пляжа. Ловушек нет и там, мы все проверили до самого входа в ущелье. «Альбатрос» летел под штормовыми парусами, но не потому, что ветер был силен – нет, сейчас нам больше была важна управляемость, потому что задувавший в правый борт ветер сносил корабль на ближайшие скалы.
– Ну так где же твое ущелье? – не выдержав, пробормотал Солетт.
Понять его тревогу можно: до скал оставалось совсем не много. И чтобы избежать столкновения, ему необходимо вовремя дать команду на штурвал, направляя корабль против ветра, гася тем самым скорость, одновременно снижая высоту. Ведь на небольшой высоте ветер любой силы уже не сможет сдвинуть корабль с места, настолько связь его с землей станет велика. Но в таком случае придется опускать корабль на пляж, а затем долго ждать ветер подходящего направления.
Ущелье открылось в самый последний момент, когда столкновение со скалами казалось уже неизбежным, и Солетт открыл уже было рот, чтобы отдать команду. Ник взглянул на меня, и я кивнул: нам именно сюда.
Когда я его увидел, ущелье нисколько меня не впечатлило. Боюсь, что после гигантских каньонов в Гурандских горах меня вообще ими будет очень трудно удивить. Не впечатлило меня, но не Ника Солетта.
– Вот это да! – прошептал он, глядя на каньон. – Мать его так и все родственники тоже! Никогда бы не подумал, что на свете существуют подобные места.
– Ник, – перебил я его восторги. – Нам бы лучше взять левее. Дальше поток вплотную приближается к правой стороне, и нас непременно прижмет к скалам. И еще стоит снизить высоту. Поток разделяется на два рукава, и тот, что дует внизу, нам подходит больше.
Я снова расслабил зрение, прищурив глаза.
– Замечательный поток, мы горя с ним знать не будем, если войдем в него.
– И долго нам лететь этим ущельем? – поинтересовался Солетт, после того как последовал моим советам.
– Адеберт говорил, что вскоре к этому ущелью примкнет еще одно, по левой стороне, так нам туда. Возможно, существуют и более удачные пути, но этот им уже разведан.
Так мы и летели некоторое время. Справа и слева от нас до самого неба поднимались отвесные стены скал, а где-то там, далеко внизу, на дне ущелья едва проглядывалась речушка, казавшаяся с мостика «Альбатроса» обычным ручейком. Солетт время от времени что-то неразборчиво бормотал, вероятно, не переставая восхищаться величием каньона. А я все размышлял: сможем ли мы вернуться именно здесь? И сам же себе отвечал: если ветер постоянно дует в одном и том же направлении, то, конечно же, нет.
Наконец, мы оказались над огромной котловиной, с видневшимися по ее центру развалинами.
– Это и есть то место, куда нам нужно? – поинтересовался Солетт, указывая на развалины зрительной трубой.
– Если верить словам Кеннета, то да. Да не такой уж он и большой, этот остров, чтобы развалин здесь было множество.
Приглядевшись к руинам, я понял, что именно они мне напоминают: город Древних на острове Гаруд в Мертвом море, если не принимать во внимание, что на Гаруде город отлично сохранился, от этого же оставались одни развалины. А так все сходилось: тянувшиеся вдоль едва различимого канала улицы, их всего должно быть две: если это город, то был он весьма невелик. Но скорее всего, это не город – так, жилые дома возле подземной фабрики. На Гаруде делали л’хассы, и по рассказам Кеннета можно было понять, что здесь тоже находилось какое-то производство.
Напротив того, что когда-то представляло собой канал, в недалекой скале зияло огромное черное отверстие. Вряд ли это пещера – вероятно, в незапамятные времена отсюда и бил водный поток, наполняя канал.
– Сорингер, – оторвал меня от размышлений голос капитан «Альбатроса». – Твое мнение, где нам лучше посадить корабль?
– Видишь ту небольшую рощицу? Она в котловине единственная. Возле нее и сажай. Там и стоял когда-то «Мантельский удалец».
– Скажи, Люкануэль, а где с «Удальцом» случилось несчастье? – возможно, мне показалось, но, похоже, голос Солетта дрогнул.
– Смотри, Ник. Видишь на юге проход между двух гор? Правая из них с абсолютно плоской вершиной. Именно там все и случилось. Запомни на всякий случай, что соваться туда не следует ни в коем случае. И еще, прямо по курсу нисходящий поток. Будешь сажать корабль, обрати на него внимание.
Глава 19
Четверть румба влево
– Итак, Берни, вся надежда только на вас.
– Да-да, господин Сорингер, я понимаю, – энергично затряс головой Аднер, но получилось у него как-то не очень убедительно.
В последнее время он напоминал мне прежнего Берни Аднера, когда тот был беззаветно влюблен в некую девушку по имени Роккуэль. Все как тогда: тяжелые вздохи, печальные взгляды и рассеянность. И все это, несомненно, относилось к паурянке Хлое, ждавшей его (во что он искренне верил, а я всячески сомневался) в Банглу.
Конечно же, имелись и отличия: Роккуэль смотрела на него как на пустое место, и даже улыбалась ему так, как будто делала одолжение, с Хлоей все было несколько иначе. Все время до нашего отбытия из Банглу они очень мило общались, не расставаясь практически ни на минуту. А как трогательно было смотреть на нее, когда она махала платочком вслед взмывающей в небо «Смеющейся мартышке».
