Дорога, серой лентой тянувшаяся за окном, пустовала – ни одной машины. Горели желтые фонари, похожие на сырные головки. Вета смотрела на город, залитый этим желтоватым маревом, как туманом, из которого торчали высотки в стороне центра и бело-красные трубы теплоэлектроцентралей. Все вокруг казалось влажным, блестящим от дождя. Капли чертили на стекле древние руны.
– Что рассказать? – спросила Вета, чувствуя, что онемели губы, как будто ее оглушили препаратом, одним из тех, которые так любят стоматологи.
– Правда. – Антон постучал кончиками пальцев по столу. – Я очень удивился, когда узнал, что тебе даже не сказали, куда ты едешь. И в Петербург никогда вот так не тянули людей извне. Просто… приезжие, конечно, есть, но они либо идейные, либо попадают сюда не по своей воле. Тем более что полгода назад только закончились очередные испытания.
Вета молчала, глядя на его пальцы. Рукава рубашки Антон закатал почти до локтей, словно собирался идти врукопашную прямо здесь, и его руки с выделяющимися венами лежали на столе. Пустую чашку он отодвинул к самому краю.
Он поднял на нее глаза, прозрачные и грустные.
– То есть, похоже, они не закончились. Тебе лучше уволится и уехать. Пока есть время. Надеюсь, что время еще есть.
– Слушай, я ничего не понимаю в ваших здесь новых людях и испытаниях, – взмахнула рукой Вета. – Надеюсь, хоть ты объяснишь мне? Но я в любом случае не могу вот так уйти. Я никогда не отступаю перед трудностями.
Она сглотнула и в точности повторила фразу Лилии.
– Всем поначалу тяжело, у всех бывают проблемы. Что же теперь, сбежать? – И едва удержалась, чтобы не подтолкнуть несуществующие очки поглубже на нос.
– Ты что, не понимаешь? – Антон повысил голос, но тут же умолк, кашлянул, глядя в сторону. – Это опасно. Я помогу тебе уехать. Если все это зайдет слишком далеко, я уже ничем помочь не смогу.
– Хватит! – Вета мотнула головой.
Она резко развернулась к окну, и ей показалось, все фонари города погасли на секунду и снова загорелись. Как будто Петербург подмигнул ей.
– Какие еще испытания? – спросила она чуть хрипло.
– Секретного оружия. Я не знаю какого. Аномалия может опять разгуляться. Мы-то здесь уже давно, нам некуда деваться. Да и привыкли. А ты не такая. Может, стоит как-то получше все объяснить, но мне ничего не приходит в голову, извини.
Все это походило на продолжения сна. Среди ночи к ней ворвался сумасшедший следователь и принялся рассказывать о каких-то испытаниях. А улицы города пустовали, только тихий ветер шуршал листьями. Днем припекало солнце и улыбались прохожие. Дети валялись в опавших листьях. Какие еще испытания?
– Ладно, – сказал Антон, замучившись ждать. – Ты подумай. Нужно подумать. Если что… ну, ты знаешь.
Не оборачиваясь, Вета кивнула.
Возможно, думала она, он и правда не в себе. Врываться в дом к человеку и предлагать ему уйти с работы – ненормально. У нее просто слишком расшалились дети, а не маньяк держит нож у горла.
Антон по-хозяйски прошел в комнату, стянул на пол ненужное покрывало, лишнюю подушку и устроился спать. Вете ничего не оставалось, как только погасить свет. Но даже при погашенной лампе тени лежали на потолке. Она пожалела, что не обзавелась шторами. Город за окном сиял так ярко, что бледные тени шевелились.
Глава 8
Скажи, что не сможешь
Седьмое сентября – день горького дыма
Она красилась перед зеркалом в ванной, сначала ресницы, веки, потом губы – темной помадой. Антон, замерший в дверном проеме, уже открыл рот, чтобы сказать Вете, что эта помада делает ее лет на пять старше. Но вовремя понял, что именно этого она и добивается.
Темная помада, слой туши, слой темно-бежевых теней – именно так и должна выглядеть потрепанная жизнью учительница. Лет тридцати, не больше, но на лбу уже залегли бы хмурые складки, плечи поникли под грузом проблем, юбка обвисла грустными полами. Антон не имел ничего против учительниц, но…
Вета обернулась.
– Тебе действительно так нужно все это? – спросил он, застегивая пуговицы на манжетах, просто чтобы чем-то занять глаза. Рубашка, оказывается, сильно измялась за ночь. Надо было бы заехать домой.
– Что? – искренне не поняла она. – У меня уроки с пятыми классами, а во вторую смену – с восьмыми. Ты следующую ночь опять собираешься здесь провести?
– Надо бы домой съездить, – усмехнулся он.
На завтрак не было ничего, кроме заваренного вчера чая. В холодильнике скучала банка консервированной фасоли и огрызок от капустного кочана.
– Но могу встретить тебя после школы.
– Боишься, что я сама не найду дорогу? – усмехнулась Вета, роясь в сумочке. – Нет уж, спасибо.
Она и подумать не могла, что когда солнце начнет заваливаться за высотку университета, сама позвонит Антону, чтобы он ее встретил.
– Что за проблемы с журналом?! – Лилия не сдерживалась. Она кричала, как будто отчитывала нерадивого ученика, а он то и дело огрызался в ответ. И по-другому не понимал. Вот только Вета молчала, но каждый раз на полшажка отступала к двери. – Что это, я спрашиваю? Почему перепутаны страницы, почему здесь помарка? Это официальный документ, как вы не понимаете!
– Я делала все по инструкции, но там оказалось меньше страниц…
– По инструкции? – вопрошала Лилия, ударяя многострадальным журналом по краю стола. – А голова ваша была где? Это что, по-вашему, тетрадь двоечника?
Еще один шажок назад. Скоро дверь упрется в лопатки.
– Забирайте свой журнал, – вздохнула Лилия, выдохшись от крика. – И чтобы к вечеру у меня на столе лежали ваши тематические планы.
Вета подхватила журнал – тяжелую книгу в синей обложке – и выскользнула в учительскую. Там все разом сделали вид, что ничего не слышали, такие уж тут были порядки. Все ходили на цыпочках и друг друга называли по имени-отчеству, вот только ненависти никто не отменял.
Все правильно, нужно только расправить плечи, нацепить на лицо безразличное выражение и не улыбаться. Не улыбаться никогда.
Она молча проскочила мимо учителей и оказалась в коридоре, где на паркетном полу лежали полотна солнечного света. У дверей кабинета ее ждали пятиклассники, радостно-серьезные, с неприподъемными ранцами.
Солнце пекло спину, и пахло сырым паркетом: уборщица только что прошлась мимо со своей широченной шваброй, злобно покрикивая, чтобы они подвинулись. Запах мокрого паркета стал запахом школы. Мимо носились младшеклассники, как саранча.
– Ну вас, она не виновата, что попала сюда, – сказала Лис. Край ее воротничка, как всегда, торчал вверх. Вера отвернулась.
– Откуда ты знаешь? – протянула она, глядя в угол.
