Справа от города сплошные скалы, а слева — длинный песчаный пляж с отмелью. И двенадцать деревянных плотиков на полтораста бойцов… Оружие и боеприпасы положить можно, но большего плоты не выдержат. Но высаживаться нужно как можно быстрее, пока не очухался валяющийся без сознания в своей каюте Ченчик и пока нет драконов, улетевших восвояси после возобновления заградительного огня главным калибром.
— Матвей, Ерёма, пробегитесь по трюмам. В крайнем случае — разберите нары. Мы с Михасем к морякам.
— К нам можно не ходить, мы сами пришли.
Вольдемар обернулся и встретился взглядом с командиром «Эльпидифора». Тот стоял с огнеплюйкой на плече и коротким кривым мечом у пояса, а за его спиной — человек тридцать вооружённых матросов.
— Принимайте и нас под своё командование, товарищ старший сотник.
— А как же корабль?
— Оставил шестерых. Вполне достаточно, чтобы справиться с механизмами, а в Масюковщине экипаж пополнят. Или наших на полпути встретят.
— А ты?
— А что я? — мастер-капитан пожал плечами. — Считай меня добровольцем. Нас всех считай.
— Хорошо, договорились. У вас как с провиантом?
— Крупы на неделю, солонины в бочках на три дня. Это если на всех. Сухарей немного есть, но их лучше пиктийцам отдать — вдруг сдохнут? Никто же не рассчитывал… Ты пойми, я не мог не выполнить приказ воеводы — корабль придан десанту. И его командир…
— Дерьмо, а не командир, — вмешался Баргузин. — Таких воевод нужно в Чудском озере топить. С конём и доспехами.
Мастер-капитан на реплику профессора не отреагировал. Только, понизив голос, сообщил:
— В трюмном карцере особист с начальником штаба сидят. Заберём с собой?
Экипаж «Эльпидифора» переправился в последнюю очередь и сильно поредевшим. Они прикрывали высадку трёх рот, когда появилась вторая волна драконов. Пиктийцы сменили тактику и атакующее построение, так что главный калибр смог лишь отогнать тварей от десанта, но не спас расчёты станковых огнеплюек. Покорёженные ДШК забрали с собой на берег — корабельный механик обещал к утру из восьми штук собрать две. Немалое подспорье при полном отсутствии тяжёлого вооружения. А полюбившийся десятнику Кочику самоход осмотрели и махнули рукой… нечего там ремонтировать. Совсем нечего — рванувший после падения раненого дракона боекомплект разнёс установку вдребезги.
Матвея Барабаша задержали на борту кое-какие дела, и он добирался до берега вплавь, толкая перед собой здоровенную медную ванну, ранее стоявшую в каюте тысяцкого. На вопросительный взгляд Медведика ответил коротко:
— Мало ли что может пригодиться? — потом вздохнул и вытащил оплетенную лозой бутыль легойского вина. — Извини, золотистого не нашёл, только игристое было, но вместо атаманской булавы и это сойдёт. Как самый старший по званию…
— А по опыту? — усмехнулся Вольдемар. — Кое у кого его побольше будет.
— Какое кому дело до моего опыта? — с глаз профессора Баргузина на мгновение слетела иллюзия и сверкнуло холодное серебро. — Тем более он давным-давно устарел.
— Разве я про тебя говорил? — Медведик довольно ненатурально изобразил удивление.
— Да??? Но в любом случае бери эти самые… бразды правления. На разведку в город людей сам пошлёшь. Или мне сходить?
— Иди.
— Матвея с собой заберу. А ты бы вон те хибарки проверил — что-то оттуда драконами воняет, причём ещё живыми.
Баргузин оказался прав — бойцы из третьей роты, отправленные на осмотр пары рыбацких развалюх, устроили целое сражение с беспорядочной стрельбой, и через несколько минут прибежал их радостный командир:
— Недобиток в лодочном сарае прятался, товарищ старший сотник! И как только поместился!
— А пиктийцы?
— Нет колдунов, только обгорелые привязные ремни болтаются. И крови много.
— Добили?
— Так точно!
— Тушу куда дели?
— Там и бросили. Нужно было закопать?
— Я тебе закопаю! Я тебе так закопаю, что… Разделать на куски и присолить — жрать будем.
— Разве их можно?
Вольдемар усмехнулся, вспомнив рассказы Барабаша о похождениях в пиктийском тылу, и кивнул:
— Не только можно, но и нужно. Или предпочитаешь солонину из бочек?
Ротный замотал головой и даже вздрогнул от отвращения. Солёное мясо мало того, что старше любого пиктийского колдуна раза в два, так ещё и заготовлено из неизвестных науке животных. Или учёные, способные определить породу тех зверушек, вымерли вместе с ними же в незапамятные времена. Видимо, бригаду снабжали по принципу — штрафник не кагул. Он всё сожрёт.
— Ты ещё здесь? — Медведик с удивлением посмотрел на застывшего в молчании ротного.
— Ага, сейчас иду, — подхватился тот. — Только объясните, товарищ старший сотник…
— Ну?
— В слове «шайзе» буква «з» сдвоенная или одинарная?
— Тебе это зачем, сотник?
— Видите ли, я до войны занимался составлением роденийского словаря, и потому…
— Шёл бы ты отсюда, Дитмар, а?
— И всё же…
— Кругом! Шагом марш!
Вот, ещё один учёный выискался. Обойдётся сотник Розенталь без объяснений, ещё не хватало обучать личный состав услышанным от профессора выражениям. Но насчёт сдвоенной буквы нужно будет обязательно уточнить. Когда-нибудь потом.
— Держи его за ноги, Матвей, — Баргузин упёрся плечом в деревянную балку, придавившую пиктийца в тёмно-синем мундире с серебряными галунами, и выдохнул. — Тяни!
— И охота тебе с дохлятиной связываться? — проворчал Барабаш. Но вытащил полураздавленного колдуна. — Ему затылок всмятку расквасило, а ты допрашивать собрался. Он же почти не дышит.
— Сейчас вообще перестанет, — Еремей сделал неуловимое движение рукой, и светящаяся воздушная петля захлестнула шею пиктийца. — Мне нужны его глаза.
— Зачем?
— Ну не жрать же?
— А-а-а…
— А ты про что подумал?
— Да мало ли…
— Ладно, не отвлекай.
Шипящий звук сквозь сжатые зубы. Петля уплотнилась, потемнела и сжалась, заставив пленника открыть не только глаза, но и рот, судорожно схвативший воздух. Невыносимо долгое мгновение… голова с хрустом повернулась в обратную сторону и безвольно повисла.
— Ну вот и всё, — профессор брезгливо вытер ладони о штаны.
Барабаш осторожно уточнил:
— Ерёма, это была та самая некромантия?
— Сказки и глупости — некромантов не существует.
— А я читал…
— На заборах тоже пишут. И много чего. Веришь?
