– Все экипажи провизию туда возят. И молчат, как партизаны. Можно подумать, я не человек, осуждать буду. Ты знаешь, Скворцов, для меня это – как проверка экипажа. Если в Ленинград летел и продукты взял, стало быть – человек, не только о себе или службе заботится. Вроде как проверка на наличие душевных качеств.
Иван в первый раз слышал такие слова от майора. Полагал – перед ним кадровый военный, службист до мозга костей. А вот сейчас майор открылся ему с другой стороны, и это приятно удивило. Не очерствел человек душою на войне, а это не всем дано.
– Передай экипажу мою благодарность. А теперь иди, отдыхай, заслужили.
Экипаж и в самом деле устал. Две бессонные ночи и полет отобрали много сил и нервов.
Утром их никто не беспокоил. Ревели моторы, по коридору ходили люди, но экипаж отсыпался.
Днем бортмеханик проверял самолет, готовил его к полетам – ему на стоянке работы было больше всех.
Иван поглядел на небо: хмурое, вот-вот дождь пойдет. По ночам уже прохладно, чувствуется приближение зимы. В прошлом, 41-м году зима была ранней, очень снежной и морозной. Какой она будет в нынешнем году?
Полосатый «чулок» у КДП надулся ветром и лежал горизонтально.
Иван отправился к метеорологам:
– Погоды на два дня не будет! – заявила полковой специалист по погоде. – Сильный ветер, облачность, дождь.
– Порадовали, – хмыкнул Иван.
– Все ходите и ходите, как будто погода от меня зависит. Вы сегодня уже двадцатый, – в сердцах бросила женщина.
И в самом деле, зарядили дожди. Два дня экипаж просидел в комнате – кому охота мокнуть? Травили байки, каких у авиаторов всегда много – о везунчиках, об интересных и смешных случаях.
Авиаторы – так уж издавна повелось – были людьми суеверными. Они, например, никогда не говорили слова «последний», заменяя его словом «крайний», не фотографировались перед полетами, не брились, перед вылетами не подшивали свежих подворотничков.
В столовой после обеда прослушали сводку Совинформбюро. Везде, по всем фронтам велись тяжелые оборонительные бои. После таких сводок лица пилотов мрачнели.
Ивана после прослушивания иногда прямо-таки подмывало сказать, как пойдут дела на фронте дальше и когда мы войдем в Берлин. Но скажи об этом – и можно прослыть дурачком или сумасшедшим. Немцы на Волге – о каком Берлине речь? Поэтому, несмотря на то что ему хотелось парней обнадежить, он держал язык за зубами.
Воспользовавшись непредвиденной передышкой, они сходили в баню и поменяли белье. На фронте возможность помыться выпадала редко и потому была радостью, событием. На полевых аэродромах мылись в палатках, воду грели в бочках на пусковых подогревателях, похожих на большие паяльные лампы. Каждому выдавался маленький кусочек мыла. В такие дни работал парикмахер из БАО.
После помывки сидели в предбаннике. Мужики мечтали о пиве с рыбкой или раками. На войне Иван пива не видел ни разу – не до того стране было.
Наконец распогодилось, возобновились полеты, и стоянки наполовину опустели – из самолетов остались только те, экипажи которых выполняли ночные полеты в немецкий тыл. Да и экипажи уже получили задания.
Ивану предстояло лететь в Белоруссию, в леса под Могилевом. Предполагалась посадка, высадка радистов, выгрузка боеприпасов и в обратный путь – загрузка раненых. Ничего необычного, сколько уже таких полетов выполнено.
Ящики с патронами загрузили еще днем, а к вечеру, после ужина, привезли радистов. У каждого было по два увесистых «сидора»: рация, запасные батареи, оружие и боеприпасы. Парни были молодые, необстрелянные, похоже – сразу после курсов. Они нервничали, хотя и пытались это скрывать. Для них это был первый вылет, и сразу – в немецкий тыл. Тут и люди постарше да и поопытнее нервничать будут.
Уселись в самолет, получили разрешение на вылет и взлетели. Радисты сразу прилипли к окнам – но что в них увидишь? Темень, в населенных пунктах – светомаскировка.
Иван забрался повыше, на четыре тысячи метров – над облачностью шел.
В расчетное время снижаться стал, привычно заложило уши.
Весь экипаж прильнул к окнам, высматривая условные сигналы.
Пять костров, разложенных в ряд, первым увидел второй пилот. Садиться надо было справа от них, как было сообщено в радиограмме.
Иван сделал полукруг, выходя в створ сигналам, аккуратно притер самолет возле первого костра, убрал обороты у моторов и нажал на тормоза.
Однако земля на поле была пропитана влагой, трава стояла высокая, мокрая, скользкая, и скорость самолет снижал медленно. Хуже всего было то, что фары включать было нельзя, а без них невозможно было увидеть, что впереди.
Они остановились, оставив костры далеко позади. Иван хотел развернуть самолет и подрулить к кострам, да не тут-то было. Колеса шасси по ступицы увязли в земле и держали самолет, как якорем.
Иван сначала попытался дать газ моторам. Они ревели, хвост самолета поднимался, но сам самолет с места не двигался.
Холодный пот пробил Ивана с головы до ног. Если бы это случилось на аэродроме – не страшно. Тягач подогнали бы, или трактор, и моментом вытащили бы. А где их в тылу немецком возьмешь?
Он заглушил моторы – чего шуметь попусту? Видно, место для посадки подыскивал человек неопытный. Луг широкий и длинный, а земля влажная, последствий не учли, вот и вляпался экипаж.
Бортмеханик открыл дверь, и к самолету подбежали партизаны.
– Эй, летуны, чего так далеко от костров укатились?
Илья не выдержал и в сердцах обматерил спрашивающих:
– Самолет десять тонн весит! Кто же такое влажное и гиблое место для посадки выбрал? Чего теперь делать?
– Разгрузим, лошадей подгоним и выдернем.
К самолету подогнали подводы, перегрузили ящики с боеприпасами.
Иван с Сашей тем временем осмотрели шасси, обошли вокруг самолета. Еще бы сотню метров вперед прокатились – и в деревья уткнулись бы. А теперь один вариант: самолет лошадями вытащить – это если получится, конечно, потом развернуться и по своим следам взлетать. Колеи видны, там земля уже немного уплотнена. А вот как раненых брать? Груженый самолет с влажной площадки может и не взлететь.
Когда партизаны вернулись с лошадьми, Иван объяснил командиру ситуацию.
Лошадей привязали за постромки к общей веревке, которую зацепили за дутик – хвостовое колесо. И моторами ведь не поможешь, винты в другую сторону тянуть будут.
Лошади стали тянуть самолет, партизаны и экипаж тоже толкали.
Общими усилиями продвинув самолет метра на два-три, они выдохлись. В колею, под колеса досок бы бросить, только где их взять в этих условиях?
Несколько партизан побежали в лес и срубили жердины. Но при попытке вытолкнуть самолет они ломались.
