Советники откланялись. Сир Тигль диц Марем был задумчив и потирал шею, военный министр Гаммек бен Санап еле дотащился до двери на подгибавшихся ногах.
– Оборотни в погонах, – буркнул Клим, вставая. – Ну, поглядим, поглядим… Может, овчинка и стоит выделки.
Подойдя к двери, он кликнул Догу и велел нести пиво – большую кружку и чтоб похолоднее. День был жаркий, в Хай Бории стояло лето, солнце пекло, поля зеленели, и в распахнутое окошко вливались запахи цветов и свежей листвы. Правда, навозом воняло по-прежнему.
Флакончик за поясом согрелся, и аромат зелья стал сильнее. Несколько секунд Клим раздумывал, хорошо это или плохо. В надписи о подобных тонкостях ничего не говорилось, надпись на склянке была прежней: «Эликсир силы. Одна капля на кружку пива». Припомнив совет зазеркального старца о том, что кружку надо взять побольше, Клим подождал, пока осядет пена, и решил, что емкость подходящая, литра на полтора, не меньше. Затем капнул в кружку бесцветную жидкость и сделал первый глоток.
Пиво было отличное, свежее, горьковатое, в меру хмельное, цвета темного янтаря. Королевское пиво! Клим пил и пил, не отрываясь и не переводя дыхания. Показалось дно. Он глотнул последний раз, крякнул, вытер губы рукавом и опустился в кресло.
Что-то хрустнуло. Сжав подлокотники, он привстал и вдруг очутился на полу в груде деревянных обломков. Щепки, треснувшая кожа сиденья, клочья конского волоса, россыпь медных гвоздиков с фигурными шляпками… Покачав головой, Клим осторожно поднялся, оглядел остатки кресла и пробормотал:
– С мебелью ясно. А что еще мы можем?
Он шагнул к сундукам. Движения были стремительными, точными, и мнилось майору Скуратову, что он не идет, а парит над полом, словно не чувствуя земного притяжения. Сила переполняла его. От рождения он был крепок и быстр, но и представить не мог подобных ощущений: тело обманчиво легкое, мышцы точно сжатые пружины, ритм сердечных сокращений размеренный, мощный и нечастый – должно быть, тридцать ударов в минуту. Подумав об этом, Клим сдвинул рукав и посмотрел на часы. Двенадцать сорок две… Интересно, – мелькнула мысль, – сколько это будет продолжаться?
Действие эликсира требовало выхода. Он ухватил монету из сундука, согнул ее в пальцах, бросил, сгреб целую горсть. Золото казалось мягким, как гончарная глина. Сложив две монеты вместе, Клим и их согнул, потом произнес негромко:
– Хватит, нечего золотой запас портить. – Прищурился на хайборийский герб, на крылатого дракона и добавил: – Вот кого бы сюда! Живого, сейчас! Я бы ему загнул салазки!
Он прошелся по кабинету, стараясь соразмерять движения с бушевавшей в нем силой. Вероятно, он уже привык к столь странному состоянию – мышцы слушались лучше, и Климу, ничего не сломав, удалось опуститься в кресло, где получасом раньше сидел градоначальник. Он замер в неподвижности, вдыхая теплый воздух и глядя, как за окном плывут облака – на север, будто бы вслед за рыцарем Ротгаром, который, наверное, уже добрался до Киммерии. Подождав с полчаса, Клим подбросил в ладони прихваченную из сундука монету и попытался ее согнуть. Согнул, но с усилием – действие зелья ослабело.
– Считаем опыт завершенным, – сказал Клим, сунув флакончик за пояс. – Крепкая штука! Теперь бы кувшин распечатать – тот, серебряный. Может, и в нем полезное снадобье. Спрошу у этого хрена из зеркала.
С этими словами он поднялся и выглянул в окно. На замковом дворе два конюха седлали белого жеребца, а рядом сидел на ослике шут Црым и позванивал бубенцами. Близился обеденный час.
В город отправились без помпы, без трубачей и знамен; впереди шут, за ним король, сзади юноша-герольд – на всякий случай, для мелких поручений. От замка на главную площадь вел Королевский проезд, по обе стороны которого высились каменные строения в три-четыре этажа – жилища вельмож, знатных рыцарей и купцов, что побогаче. Здесь же были таверны «Кривое колесо» и «У хромого гоблина», а также постоялый двор для людей благородного звания, наезжавших в Хай Борию из западных стран. Гномы, по словам шута, в редкие свои визиты останавливались у коротышки Татака, а у эльфов имелся особняк в Королевском проезде, сейчас заколоченный и, как шептались, защищенный чарами от охотников за чужим добром.
Выехали на городскую площадь. Посреди нее был воздвигнут эшафот, где мастер Закеша рубил головы местным бандюганам, а всяких прохвостов и мелкую шпану охаживал плетьми. К югу от места казней вздымались башни храма Благого Господа, северную сторону занимала городская ратуша, а сбоку к ней притулился кабак «У отрубленной головы» с жутковатой вывеской: раскрашенная башка, прицепленная за уши к железным крючьям. Кроме храма, ратуши и кабака стояли тут лавки купцов из самых именитых, подворье торговца вином и еще какое-то строение, круглая приземистая башня без единого окна. Отсюда расходились три улицы, кроме Королевского проезда: на восток – к ремесленным кварталам, на юг – к Рыночной площади и городским воротам, на запад – к реке Помойне и мосту. Сюда Црым и свернул, а за ним – король с герольдом.
Вид приличный, решил Клим, озираясь. Не усадьбы вельмож вокруг, но постройки солидные, капитальные и в каждой – мастерская ювелира либо стекольщика, лавка с тканями и кружевами, заведения портных, цирюльников и башмачников, а над ними где ножницы висят, где сапоги, где бархатный камзол. Народ, правда, у богатых лавок не толпится – может, с монетой туго, а может, в жаркий полдневный час сидят горожане по домам, пиво пьют и заедают орешками. На всей улице встретились им разносчик с тюком материи, нищий попрошайка да две девицы, что вертелись под окнами куафера. Нищий хоть короля не признал, но, завидев сира на борзом коне, потащился следом, канюча денежку. Клим бросил ему золотой.
Миновали крохотную площадь с фонтаном. К ней выходил дом о двух этажах, с затейливыми башенками, балконами и портиком на шести колоннах – не дом, а маленький дворец. Но, похоже, необитаемый, окна плотно закрыты ставнями, дверь притворена, и на балконах ни души. Клим придержал коня, покосился на фонтан с изваянием грудастой русалки и, оглядев окна и балконы, спросил:
– Что здесь? Вилла олигарха? Или подпольное казино?
– Никак нет, твое величество. «Невеста на часок», заведение матушки Ужи, – ответил шут.
– А почему так тихо?
– Сейчас не время для веселья, сир. Отдыхают девочки. Кто спит, кто в «Шердане» пасется. Вот вечером другое дело, вечером тут пыль столбом, дым коромыслом.
За приютом любви виднелся старый развесистый дуб у высокого забора с воротами, а над оградой – черепичная крыша таверны. Стояла она последней в ряду домов, шагах в двадцати от реки, а дальше улица взбиралась на каменный мост, за которым лежали слободки Заречья. Река, не очень широкая, но быстрая, была знакома Климу – осмотрел ее прошлым днем, ревизуя городские укрепления. Мост защищала башня, но стражи при ней он не заметил – ни латников с алебардами, ни часового под островерхой кровлей. Отметив это нарушение, Клим спрыгнул на землю, сунул поводья герольду и направился к воротам. На них был намалеван монстр с четырьмя когтистыми лапами и птичьей головой – очевидно, шердан.
