— Конечно, не значит, если вам друг с другом хорошо. Но через полгода заканчивается срок твоей стажировки, какие у тебя планы?
— Сегодня я был у себя на кафедре, встретил Преображенского — помнишь Димку Преображенского из нашей группы? Он после интернатуры в районной больнице хирургом работает — плевался по-черному. Поголовный дефицит — медикаментов нет, разовых шприцов нет, чтобы бинт или вату на отделение достать сто порогов во всех инстанциях нужно обить. И везде одно и то же, так что если я вернусь, то о трансплантации сердца и говорить не придется — в лучшем случае резекция желудка. Сейчас я приобрел квалификацию, и обидно будет ее терять. Неловко, конечно.
Сергей пожал плечами и, усмехнувшись, потрепал племянника по колену.
— Что там «неловко», ты абсолютно прав. Оставайся во Франции и работай, вернешься, когда нормализуется обстановка. Видел на улице километровые очереди за продуктами? Твоей Ивет вряд ли понравилось бы в них стоять.
— О, Ивет мечтает пожить в Питере, я ей столько о нем рассказывал! Говорят, к зиме с продуктами будет лучше, город их получит в обмен на бензин, древесину и цветные металлы — Димка сказал, это обещал председатель Комитета по внешним связям города, я забыл его фамилию.
— Путин? Пообещать-то он пообещал, а вот что будет дальше — бабушка надвое сказала. Чудится мне, что все это не к добру — когда начинают качать из страны сырьевые ресурсы, это всегда пахнет крупными хищениями.
— Ладно, дядя Сережа, это все временные трудности, главное — у нас теперь свобода и демократия. Знаешь, во время ГКЧП прабабушка Ивет так переживала, что у нее начался сердечный приступ. Зато потом сразу воспрянула духом, три дня пила шампанское и кричала: «Долой коммунистический режим!»
Сергей усмехнулся.
— Дай бог старушке прожить еще столько же, но тебе-то лично чего не хватало при коммунистическом режиме?
Эрнест изумился.
— Ты что не рад? Неужели при Сталине, когда народ гнил в лагерях, было лучше?
— Ну, когда народ обворовывают, тоже мало приятного, лучше без крайностей. При Сталине ученых сажали, при демократах скоро всей науке будет хана.
— Почему?
— В головах у людей черт те что, у меня из лаборатории два кандидата наук уволились — организовали кооператив, торгуют дубленками и электроникой. Те, кто остался, им завидуют — со следующего года нам обещают сокращения. Короче, никто уже в завтрашнем дне не уверен.
— Кто, — голос Эрнеста неожиданно дрогнул, и он откашлялся, — кто у вас будет директором вместо папы, уже известно?
— Скорей всего, Буллах Виталий Андреевич.
— У тебя с ним хорошие отношения?
— Скажем так — корректные.
— Дядя Сережа, — внимательно вглядываясь в побледневшее лицо дяди, встревожено спросил Эрнест, — ты хорошо себя чувствуешь? Ты вдруг стал какой-то бледный.
Сергей поднес руку ко лбу и с минуту сидел неподвижно, потом ответил:
— Голова слегка кружится — возраст. Ладно, Эрик, иди отдыхать, спокойной ночи.
После ухода племянника он продолжил писать в дневнике:
«Только что я в первые за сегодняшний день отключился. Когда подобное случается во время разговора, это нервирует. Интересно, сколько я еще проживу? Хотелось бы успеть съездить на конференцию в Берлин — возможно, успею, если буду вести спокойный образ жизни».
Новый директор, Виталий Андреевич Буллах был избран и утвержден в должности в середине декабря и сразу после Нового года вызвал к себе Сергея.
— Садитесь, Сергей Эрнестович, прошу вас. У вас все материалы для конференции подготовлены? Организационная помощь какая-то нужна, от меня что-нибудь требуется? В каком виде представлены материалы? Документы у вас все оформлены? Нигде никто не подведет?
Чуть наклонившись вперед с выражением величайшего внимания на лице, он сыпал и сыпал вопросами. Сергею подобная заботливость почему-то была неприятна — ему казалось, что новый директор изо всех сил пытается подчеркнуть корректное отношение к брату своего предшественника.
— Благодарю, Виталий Андреевич, — суховато ответил он, — материалы в основном на слайдах, все слайды готовы, документы оформлены.
— Вот и хорошо, вот и ладно. Тогда я вас, значит, не очень оторву от дел, если попрошу помочь разобраться кое с чем. Скоро ведь наука, вы знаете, будет существовать за счет договорных работ, нам уже отказывают в финансировании — зарабатывайте, мол, сами. Так вот, в институт поступил заказ — сертифицировать минеральный продукт. Работа будет проводиться на коммерческой основе, для нас при надвигающейся нищете это, можно сказать, единственный путь к спасению.
Сергей в недоумении пожал плечами.
— Да, но чем я тут могу помочь?
— Дело в том, что наш институт уже, оказывается, имел дело с данной организацией, мы выдавали им сертификат на минеральную воду — возможно, делали это по какому-то ведомственному запросу. Посмотрите, они даже прислали копии предыдущих сертификатов — их выдавала ваша лаборатория, за вашей подписью.
В последнее время Сергей, боясь привлечь внимание окружающих к учащающимся провалам в памяти, никогда не говорил: «я не помню». Поэтому он взял один из сертификатов и внимательно его прочитал.
— Могу я сделать копии?
— Да можете их взять себе, — засуетился Буллах, — это ведь копии, они мне, собственно, и не нужны. Так как мы решаем — я передаю работу вашей лаборатории?
— Ну, раз мы ее уже выполняли, то конечно.
Работа, как работа, Сергей не возражал против того, чтобы его сотрудникам перепала со стороны какая-то прибавка к зарплате. Однако сертификаты не давали ему покоя — судя по датам, первые документы были подписаны им года два назад. Неужели уже тогда началась атака bacteria sapiens на его мозг? В конце рабочего дня он зашел в канцелярию и попросил дать журнал с регистрацией писем, выданных институтом в течение двух лет. Исходящие номера, стоявшие на сертификатах, принадлежали документам, никаким боком к сертификации воды не относящимся. Отсюда однозначно следовал вывод: сертификаты подделаны. Где фальсификатор сумел достать столько бланков?
Дома Сергей методично обыскал все письменные столы — покойного брата, свой и Женин. В ящике племянника он обнаружил обрывок бланка и листок со своими многочисленными подписями — будто кто-то старательно тренировался перед генеральной подделкой.
«Неужели Женька? Приходил к Пете на работу, воровал бланки. Секретарша Полина Константиновна спокойно выходила, оставляя его одного в кабинете — кто бы мог в чем-то заподозрить сына директора института? Ах, Женя, Женя! Где он сейчас? Исчез, словно в воду канул, и я против воли начинаю верить в его вину. Подделка сертификата — ладно, но убить девочку, дочь Халиды… Эрнест не верит, а Петя поверил. Не могу об этом думать, голову давит, надо отдохнуть».
Он уснул на диване и опять видел тот же сон — Таню и женщину йети с девочкой на руках. Его разбудил настойчивый звонок в дверь, и в обрывке уходящего сна внезапно вспомнилось: девочка — дочь внучки Рустэма Гаджиева, племянница Анвара. Выплыло даже ее имя — Шабна.
