Пролог
Год 1422 от Слова Божия
Посвящаю своему сыну, вашим детям и взрослым, ещё не забывшим, что чудеса случаются, а мечты сбываются.
С сердечной благодарностью:
Мудрой и остроумной Людмиле Астаховой — за дружеское соучастие и здоровый сарказм, ведущий лучом света из тупиковой ситуации.
Весёлым путешественникам Диане Удовиченко, Анне и Илье Герасимовым и Галине Ли — за неиссякаемый юмор, приобщение к особенностям разноместного колорита и беседы о четвероногих друзьях.
Замечательным Анне Одуваловой и Марине Голубевой — за жизненный оптимизм, отзывчивость и размышления об изысках великого русского языка.
— А знаешь, кто к нам приехал?! — задыхаясь, с порога выпалила Феодора. С подобными новостями она прилетала через день: молодой город быстро заселялся беженцами почти всех рас, оставшимися после гражданской войны без крова, да бывшими солдатами, увечными или не желавшими более проливать свою и чужую кровь.
— И кто? — спросила Марта, ради подружки-знахарки изобразившая польстивший той интерес. — Надеюсь, кто-нибудь из мастеровых, пахарей нам и своих хватает.
— Эльф!
— Эльф?! — опешила Марта. Уж кто-кто, а остроухие жить в их захолустье вовсе не стремились. — Ты ничего не перепутала?
— Да нет же! Пойдём посмотрим, они с тем солдатом у ворот спешиваются, про места спрашивают.
Свободные места в Северинге были временные полуземлянки, оставшиеся после первых поселенцев, уже отстроивших избы. Марта надела полушубок, повязала шаль (красную, праздничную, ведь «тот солдат» вполне мог стать тем, единственным навсегда) и поспешила за ускакавшей вперёд подружкой.
Эльф действительно оказался настоящим эльфом, правда, ещё совсем маленьким, не старше десяти лет. Мальчик восседал на огромном красном жеребце и свысока с напускным равнодушием взирал на мирскую суету, родившуюся по поводу новосёлов. Напускным, потому что зрачки расширились настолько, что от радужек остались только узкие тёмные ободки, а ручки судорожно стискивали загривок огромного чёрного кота. Бледно-золотые кудряшки в беспорядке рассыпались по плечам и, похоже, давно плакали по гребню. Вокруг собралась толпа, но на правах уважаемой травницы Марта без помех пролавировала к маленькому всаднику. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что глаза у мальчика ярко-зелёного цвета, а кожа очень светлая, будто не знавшая солнца. Из распахнутого ворота курточки выглядывал бинт, туго перетянувший грудь ребёнка. У самой Марты детей не было, и, быть может, поэтому чужой плач особенно остро резал по сердцу. Женщина приветливо улыбнулась — обычно детки, даже очень грустные, обиженные или сердитые, тоже улыбались ей в ответ:
— Ты откуда к нам, маленький?
Эльфёныш поглядел на неё так, как сама травница смотрела на ползущего по скатерти клопа — придавить бы, да вони будет…
Между лопатками растёкся холодок: у ребёнка с кукольным личиком взгляд был не взрослый даже, а какой-то звериный.
Кот-домовой по имени Симеон, до этого спокойно сидевший у ног эльфёныша, вдруг, встав на задние лапы, прижал переднюю к груди и отвесил поклон всем разом, а Марте — персонально.
— Издалече мы, уважшшаемая! — как нищий на паперти завыл он. — Все ножшшки истоптали, головушшки выстудили, а в животиках который день вольный ветер свищщет! О-о!
Кто-то громко захохотал, горожане подхватили. Кот показушно схватился за голову, явно и дальше намереваясь ломать комедию о сирых и убогих.
— Evienn’ven, Simhenne
[1]
, — дёрнув его за хвост, строго шепнул мальчик.
— Симеон, кончай прибедняться! — одёрнул статный мужчина, темноволосый, с прямым светлым взором и лихими усами. Домовой, щёлкнув когтями, демонстративно испарился в воздухе. — Простите этого прощелыгу. Берен Грайт.
— Просто Марта, — травница пожала крепкую надёжную руку.
Да, этот солдат вполне мог стать тем…
— В общем, как видите, тихо у нас, мирно, люд хороший — самое оно опосля войны раны лечить, — продолжил прерванный разговор Прокопий. — Да и детворы пруд пруди, пацану скучно не будет… Ага?
В ответ на заговорщицкое подмигивание эльфёныш окатил капитана стражи ушатом моральных помоев, затем зевнул в кулачок.
— Суровый он у вас…
— У него всю родню убили, да и сам едва в живых остался. Ещё месяца не прошло, — Берен говорил шёпотом, но мальчик услышал и сердито выпятил подбородок.
Из-под ног собравшихся, виляя задом и потешно взвизгивая, вывернулась чёрно-белая бестолковая Майка, ткнулась собачьей мордой в Мартину руку, но, не обнаружив лакомства, не огорчилась. Вдруг дворняга поставила ухо торчком и, повернувшись в сторону эльфа, шумно потянула носом. Едва заметно ухмыльнувшись, мальчик выгнул правую бровь, и Майка упала на брюхо и поползла, поскуливая и разметая хвостом снег…
— Ты хочешь здесь остаться? — мягко спросил Берен.
Отвлёкшись от собаки, эльфёныш пожал плечами и болезненно скривился.
— Тогда остаёмся… Может, я тебя на руках понесу, Арвиэль?
Мальчик вцепился в луку — аж пальцы побелели.
Значит, Арвиэль. Что-то рычаще-веющее, как шквальный ветер. Красивое имя. Малыш устал с дороги, ему больно, наверное, поэтому и ведёт себя так… непросто.
— Пойдёмте ко мне обедать, — смело предложила Марта. — У меня щи вчерашние, настоявшиеся, пирогов с утра напекла.
Берен колебался, и женщина прибегла к непреложному для любого родителя аргументу:
— Да и малыш, похоже, зазяб совсем в такой-то одёжке, хоть на печке отогреется. А то и в корыто можно воды накипятить…
— Не мешало бы тебя выкупать, — Берен снял эльфёнка с седла. Правой рукой Арвиэль обнял солдата за шею, левую прижал к груди. Марте самой хотелось взять это чудо на ручки, приласкать, успокоить, укачать. Что-то подсказывало ей — мальчик не проронил ни слезинки по родным, а лучше б выплакал всю горечь, легче стало бы.
Уже открывая дверь, Марта напоследок лихорадочно прикидывала, всё ли дома в порядке. Нет, чистоте и уюту мог позавидовать самый педантичный жрец Триединого, но всё же женщина она незамужняя, вдруг бельишко забыла с верёвки снять — конфуз будет!
Конфуз всё же произошёл. Правда, не из-за бельишка. Без особого любопытства осмотревшись, эльфёныш застыл над корытом. Марта подошла, пытаясь разобраться, что же так заинтересовало маленького л’лэрда. Корыто как корыто. Ну да, потемнело от времени, дно в трещинах и края щербатые, но не пить же из него! А чтоб заноз не насажать, можно подстелить полотенце.
Марта осторожно погладила по золотистым волосам — точно шёлк. Ребёнок не шелохнулся.
