Нету, да нету…
Иван ползёт по загаженному паркету во Дворце Кшесинской, мучительно приподнимает голову от паркета. Рядом с ним, полосатым животом кверху, распластался Поршман, раскидав руки и ноги в широченных, как юбки, клешах. Ему тоже плохо: матрос мучительно крутит во сне головой, громко пердит и стонет.
На полу валяются бумажные трубочки, просыпанный белый порошок. У изголовья Поршмана, стоит четвертная недопитая бутыль с мутновато-желтой жидкостью и наполовину наполненная оловянная кружка.
Иван тянет руку к кружке, но… сил дотянуться у него нет. Он падает лицом вниз и издает тяжелый, как звериный рык, стон.
Матрос, словно в ответ, залпом пускает густые рассыпчатые трели…
Тьма. Гул и шум в больных головах Поршмана и Ивана. Тяжёлые шаги сотрясают их болящие черепа…
Зловещий багровый свет немного разгоняет мрак. Призрак Коммунизма с лицом душегуба, огромный, красный и страшный, носком грязного сапога шевелит физиономии Ивана и Пошмана. Бедняги открывают глаза. Иван с трудом фокусирует свой взгляд на призраке.
— Ты… ты кто? — спрашивает Иван.
— Я, етить-твою мать — призрак… Призрак Коммунизма, етить-твою мать!
— Господи поми…, — пытается перекреститься Иван.
— Молчать! — орёт призрак страшным голосом, от которого вот-вот у Ивана взорвётся голова, — Нет Бога! Нет Бога! Нет Бога!..
Я за него! Молчать и слушать!..
Ныне я принёс вам завет новейший.
Сотвори себе кумира из вождя твоего, и поклонись ему… и послужи ему… и поминай его всякий раз… и по делу… и всуе…
Чти не отца твоего и не матерь твою… Отцы твои — вожди, а матерь — партия!.. И, нет тебе другого родства!..
И возжелай, возжелай, возжелай!..
Возжелай жены ближнего своего и прелюбодействуй…
Возжелай дому его, села его, всего достояния его и солги…
Возжелай чужого и укради… Возжелай чужого и убий… И хозяина убий… и родных его… и ближних его…
Да будет кровь их на знамени твоём и на руках твоих… И да не усомнишься ты в словах моих и делах твоих…
И да пребуду я здесь отныне и во веки веков!
— Аминь! — обречённо всхлипнул измученный Иван.
— Ур-ра!.. — просипел серый, как зола, матрос Поршман.
— Вот, теперича, етить-твою мать — это таки да! То-то же! — удовлетворённо согласился Призрак Коммунизма, медленно растворяясь в спёртом от сивухи воздухе.
Глава восьмая. ГУЛЯНИЯ НА ВАСИЛЬЕВСКОМ
В кадрах кинохроники Петроград совершенно обезумел…
«В Петрограде бушует революционная стихия».
Митинги и шествия Транспаранты «Долой Гучкова!», «Долой Милюкова!», «Долой войну!».
«Конференция РСДРП (большевиков)».
Небольшой зал, заполненный курящими и аплодирующими большевиками. Ленин на трибуне. Вожди второго плана в президиуме. Молодой Сталин сдержанно аплодирует с трубкой в руке.
«Множатся ряды большевиков».
На двери табличка «Запись в большевики». Перед дверью очередь. Протискивающиеся в обратном направлении прячут револьверы.
«Кронштадт. Июнь 1917 г.»
Питерский интеллигент (то есть прилично одетый господин непролетарской наружности в хорошем костюме и с тросточкой) смотрит вместе с Оленькой на море и чаек. Достаёт из кармана яблоко и угощает им девочку. Оленька похудела, лицо осунувшееся и грустное. Она берет яблоко в руки и долго, не понимая, смотрит на него. Она, наконец, поглаживает и нюхает яблоко, очевидно не решаясь его тут же, на месте, есть. Группа революционных матросов, с ними Иван и бесенята, под гармошку гуляют по набережной. Чуть сзади прогуливаются Антонов-Овсеенко в своей впоследствии знаменитой шляпчонке и Джон Рид с блокнотом и в клетчатой кепке с ушами, застёгнутыми на макушке. Бесенята подбегают к Оленьке. Они дёргают её за платье и косички и отнимают яблоко. Матрос отвешивает бесенятам подзатыльники и отбирает яблоко.
1 МАТРОС Эх, яблочко…
Гармонист растягивает меха и начинает наяривать. Матрос, откусив один раз, подбрасывает яблоко и стреляет в него из маузера. Компания окружает Интеллигента, оттесняя его от Оленьки.
1 МАТРОС (поёт)
Эх, яблочко,
Да ты матросское…
Угощай, буржуй
Папироскою!
Отбирает папиросу у интеллигента.
2 МАТРОС (отбирая у интеллигента несколько папирос)
Угощай, буржуй,
Браточков «Ирою»,
А не то весь портсигар
Спроприирую!
Выхватывает портсигар.
3 МАТРОС (отбирая у интеллигента бумажник, часы)
Спроприирую спроприатора,
Изведу тебя как класс, сплуататора!
Матрос отбирает у интеллигента тросточку и театрально замахивается. Интеллигент, отпрянув, натыкается на штык Ивана. Вся компания ржёт.
ИВАН (поёт)
Эх, яблочко,
Да с червоточиной,
А не хочешь ли, буржуй,
Штык отточенный?
Те из матросов, у которых в руках винтовки со штыками, включаются в забаву.
4 МАТРОС (поёт)
Штык отточенный,
Да острый очен-но…
Похихикаешь, штыком
Защекоченный!
Интеллигент с трудом ретируется, берет на руки и уносит с собой плачущую Оленьку. Матросы свистят ему вслед и весело отплясывают матросский танец.
У берега стоит большой корабль, броненосец «Петропавловск». На нём происходит самосуд над адмиралом и офицерами. Председатель судового комитета по складам читает бумажку с приговором под всё то же «Яблочко».
— Команда линейного корабля «Петропавловск», не желая обидеть свой революционный корабль, заявляет, что таким контрреволюционерам нет места в свободной стране. А потому настаивает, чтобы их не было в живых!
Матросы «Петропавловска» подгоняют штыками связанных, с камнями на шеях, сначала Адмирала, потом Офицеров по доске за борт, пытаются надеть им на головы мешки. Среди них появляется призрак коммунизма в одежде пирата.
— Эх, яблочко,
Да с боку алое…
Будем рыб кормить
Адмиралами!
Адмирал, закрыв глаза и прочитав губами молитву, сам шагает за борт.
Эх, яблочко,
Да ветка серая…
Будем рыб кормить
Офицерами!
Офицеры с разной степенью мужества следуют примеру адмирала. Матросы и призрак коммунизма поднимают чёрный флаг с черепом и костями и надписью «Смерть буржуям».
