— Отстань, чучело! — отреагировал вооружённый матрос, — Не видишь, юнкеров из публичного дома выбиваем! Щас всех девок спроприируем на службу трудовому народу!..
Матрос вырвал у Ленина полу своего бушлата и побежал дальше. Его товарищи уже врывались в публичный дом…
Через минуту послышался визг! Зазвенело разбитое стекло! Из окна второго этажа вылетел юнкер в кальсонах и фуражке, энергично перебирая в воздухе ногами.
— Вы только посмот-ите, какой пой-ыв, какой йеволюционный энтузиазм, какое вейное классовое чутьё! — запричитал впечатлительный Владимир Ильич.
Рахья даже остановился насладиться величием момента, даже потянулся-было вслед за революционными матросами, но Ленин его вовремя схватил за руку и удержал.
— Нет, това-ищ Яхья, нам поя в Смольный! Впе-ёд… К победе нашей й-еволюции!..
Зимний дворец со стороны Дворцовой Площади выглядел торжественно, но совершенно по-осеннему хозяйственно и мирно.
Посреди Дворцовой площади уже уложены были штабеля дров, теперь превращённые в баррикады.
Юнкера о чём-то меж собой шушукались и воровато тянули шеи в сторону арки Генерального штаба. А там притаились коварные большевики — в том числе Иван со своими подшефными путиловцами-красногвардейцами.
Юнкера, наконец, решившись слинять и низко опустив по этому случаю стволы винтовок, на цыпочках начали-было двигаться в сторону машущих им шапками большевиков… Вдруг резко распахнулось окно на втором этаже, и из него высунулись ударницы Женского батальона!
— Стой! — послышался командный бабий голос, — Это вы что, бесстыжие, удумали?.. Марш на место!..
— Не дадим вам уйти!.. Стрелять будем в жопы! — подтвердил другой бабий голос.
— Сволочь!.. Юнкеришки! — с сарказмом резюмировало третье драматичное контральто.
Юнкера, неловко прикрывая себе тылы винтовочными прикладами, тут же разбежались в стороны и попрятались за поленницами. Из-за дальних штабелей высунулись представители «штурмующих».
— Бабоньки! Сдавайтеся и вы!.. Во дворце уже наши, — неуверенно попытался сбить женщин с толку революционный матрос.
— Выходь, не бойсь!.. Потом хужее будет! Выходь чичас же! Не тронем, — Наивно соврал солдат-павловец в надвинутой на глаза папахе.
— Щас, ага!.. — засмеялись во Дворце.
— Доверься вам, кобелям…
— Поди-найди себе поглупей да помоложе!..
— Всё одно силой возьмём!.. Силой! Ну, тады всех вас по казармам разведём!.. — начинает не на шутку раздражаться нетерпеливый павловец.
Тогда вступает в переговоры развесёлый большевистский агитатор в меховой куртке и картузе и с гармошкой на плече.
— Дорогие женьчины! — говорит он приторно и официально, — Переходите на сторону восставшего трудового народа!..
— Всем народом хотят!.. Во, ироды! Нехристи! — начинают весело ржать ударницы, после секундного замешательства.
— Решительно станОвьтесь в ряды защитников пролетарской революции! — не унимается весёлый агитатор.
— Во-она! Это, как же в ваших рядах становиться-то нам прикажите? — интимно поинтересовался чей-то приятный женский голос, — Что ли, кверьху задом?..
По площади тут же прокатился дружный хохот как штурмующих, так и обороняющихся.
На этом оптимистическом фоне неторопливо выходит из-за поленницы бородатый, глумливой наружности солдат и, опираясь на винтовочку, начинает с энтузиазмом и обстоятельностью сельского лектора учить глупых баб премудростям любви…
— Всяко-разно можно, дорогие бабоньки, всяко-разно… И кверьху передом, и кверьху задом, и по-хранцуски!.. Как сами запожелаете, так мы вас в своих революционных рядах и воспримем, дорогие наши женьчины!
— Куды лезешь, охальник! Знай, кобель, место! — резко возмущаются в женских рядах, — Суньтеся только! Причиндалы-то поотсрелям!
Под шумок, юнкера бросают винтовки на мостовую и крадутся в сторону Арки Генерального штаба.
Молоденькому красногвардеецу-рабочему из Иванова отряда, между тем, сильно приспичило пойти в атаку…
— Товарищ солдат. Давай, нахер, штурманём! Там же бабы одне!.. — донёс он до командира свою трезвую идею.
Услышав такие речи, не смог вмешаться в беседу дремавший на поленнице агитатор…
— Отставить! — скомандовал агитатор, не спеша усаживаясь на своём постаменте, — Бабы, бабы… Вчера — одне бабы, нонеча — другея, завтре — третьи… А вот, революция — она, товарищи, у всех одна, на всю жисть — как в жопе дырка!.. Приказ — без выстрела с «Авроры» не начинать!
А «Аврора» по-прежнему стояла на якоре недалеко от Троицкого моста, мирно покачиваясь на волнах.
На палубе крейсера товарищ Антонов-Овсеенко напряжённо вглядывался в выражение лица единственного члена команды, которого удалось разыскать на корабле в сей момент — опухшего всклокоченнного матроса, босого, в тельняшке и кальсонах.
— Заряжай! — зло сказал матросу комиссар.
— Так, нечем, дорогой товарищ, — смущенно оправдывался матрос, демонстрируя Антонову-Овсеенко маленький холостой снаряд, — Пушки-то у нас того калибра, а снаряды, со-ответь-сь-венно, не того калибра, то-ись — как раз другого…
— Ну, как с такими идиотами делать революцию? — истово прошипел Антонов-Овсеенко, повернувшись к пьяному матросу своим возмущённым профилем, — На целых шесть часов с выстрелом опоздали!..
— Ну и нашёл бы себе не идиотов, — обиделся матрос, — Только где ты их на свою голову возьмёшь?.. Оне, небось, вас так из Рассеи-то попрут — в Антархтеде не раздышитесь! Не идиоты-то которые…
В сердцах, Антонов-Овсеенко выхватил у матроса снаряд, сделал головокружительное цирковое сальто и, рассыпая порох, вогнал снаряд в ствол пушки. Отряхнулся, поправил шляпчёнку и портупею, а затем резко и демонстративно ушёл за борт.
— Ага! — саркастически резюмировал матрос-забулдыга вслед, — Снаряд-то — тама, а как им стрЕльнуть?..
В Петрограде было тихо. И в тихом омуте Петрограда, словно под корягой, тихо творилось, хрен знает что.
— Ваши документы! — произнёс один из юнкеров, патрулирующих ночные улицы Петрограда.
Ленин вздрогнул и, скрючившись, ретировался за спину своего ординарца. Рахья, сжав в карманах револьверы, мгновенно прикинулся пьяным.
— Эй, ты! — сказал патрульному пьяный в зюзю финн, — У нас свобода, твою мать, или как?.. Иметь право питерский прол-лэтарий вып-пить пива вечером, а-а-а?..
Уловив агрессивные нотки в голосе пьяного прохожего, второй юнкер начал уговаривать своего товарища не связываться на улицах с кем попало.
— Оставь его, Вольдемаг! — приятно прогроссировал интеллигентный молодой человек, — Всех финских пьянчуг нам по Питегу всё гавно за целую жизнь не выловить…
