Затем вид на «Левиафан» открылся сверху — оттуда, где камера глядела с крутого утеса, а воздушный корабль снижался в каньон Панчо Вильи. Букашками суетились по палубам люди и зверье, блестели на солнце стальные когти мелькающих вокруг корабля боевых ястребов.
Внезапно в поле зрения возник крылатый силуэт: воздухоплаватель, крупным планом в камере. Дэрин моргнула, с трудом веря своим глазам: на экране было ее собственное лицо.
Лицо сменила надпись: «Храбрый авиатор пробует свои крылья».
— Пробует? — произнесла она вслух. Это как будто она забавляется, а не предотвращает непоправимую беду! С исчезновением надписи две девчонки, шушукнувшись, захихикали, указывая пальцами на экран.
— Они, похоже, считают, что ты симпатичный парнишка, — сказала Лилит, — сорвиголова. А что, так оно и есть. Ты когда, кстати, отбываешь?
— К вечеру сутки у нас истекают.
— А жаль. Ну а Алек, я так понимаю, остается?
— Да. Он теперь работает у Теслы.
— Бедняга Дилан. — В эти секунды моргающий экран показывал Алека лицом к лицу с массивными боевыми быками Панчо Вильи. — Дилан — это же не настоящее твое имя?
Дэрин тряхнула головой, но ничего не ответила. Лилит, похоже, угадывала насчет нее решительно все, а что не угадывала, то интуитивно домысливала.
— Ты так и думаешь оставаться мужиком?
— Похоже, не получится. Слишком много людей уже знает. — Дэрин поглядела на школьниц; девочки были без сопровождения, но их это, похоже, ничуть не смущало. — Да и кто знает, надо ли мне это. Женщины здесь свободно летают на шарах, могут водить шагоходы. Доктор Барлоу говорит, с окончанием войны женщины в Британии смогут голосовать.
— Ха, — Лилит с печальным сарказмом покачала головой. — Когда мы только еще готовили восстание, Комитет обещал то же самое. Но теперь, когда революционеры у власти, торопиться с этим, похоже, никто не собирается. А когда я поставила им на вид, меня отослали за тридевять земель.
— Да, но я рада, что ты здесь, — тихо сказала Дэрин.
Прежде она никогда не заговаривала об Алеке вслух, никогда и ни с кем (кстати, вот вам одна из проблем тайной двойной жизни). Все эти неуставные мысли насчет вожделения предназначались исключительно для ее ушей, если не считать того краткого мгновенья на хребте корабля.
— Я его как-то раз поцеловала, — шепнула она.
— Вот молодчина. А он что?
— Э-э… — Дэрин вздохнула. — Он проснулся.
— Проснулся? Ты к нему что, в каюту прокралась?
— Да нет. Он упал и ушибся своей дурной башкой. Это была, как бы сказать, медицинская необходимость!
Лилит прыснула, пытаясь сдержать смех, а Дэрин, отвернувшись, мрачно уставилась на экран. Может, ей и вправду лучше сознаться всему свету, кто она такая. Тогда, глядишь, и секреты исчезнут сами собой.
Но причина, отчего сделать этого нельзя, была перед ней — вот, прямо перед глазами, на помаргивающем свету. Авиация есть авиация, и каждая минута на «Левиафане» стоит жизни, прожитой под этой вот лживой личиной.
— Ты любишь его?
Дэрин, сглотнув, кивнула на экран:
— У меня рядом с ним как раз такое вот ощущение. Как от полета.
— Ну, так тебе надо ему об этом сказать.
— Я же говорю, я его поцеловала!
— Это не совсем то. Я вон тогда тоже тебя поцеловала. Но это ж не любовь была, мистер Шарп.
— Да? А… а что тогда?
— Любопытство, — улыбнулась Лилит. — К тому же, как я и сказала, ты симпатичный парнишка.
— Но я уверена на все сто: Алеку симпатичный парнишка без надобности!
— Ты не можешь быть уверена, пока не спросишь.
— Тебя-то, я понимаю, растили бомбометательницей, — Дэрин изобразила это жестом, — но меня-то — нет.
— А тебя что, растили носить штаны и служить солдатом?
— Может быть. Но не будем путать одно с другим, черт возьми! — Одна из школьниц рассерженно зыркнула в их сторону, и Дэрин понизила голос: — Надо, не надо — дело не в этом. Просто он наследник австрийского трона, а я простолюдинка.
— Тот трон к концу войны может уже и упраздниться.
— Спасибо, обрадовала.
— Ну, так война же. — Лилит вынула карманные часы и в неверном прыгающем свете экрана глянула время. — Все, нам пора обратно.
Дэрин кивнула, но когда пробиралась следом за Лилит к выходу из кинозала, напоследок оглянулась на экран. «Левиафан» с починенными двигателями величаво всплывал над пустыней.
В эту минуту она пообещала себе, что в следующий раз, когда окажется наедине с Алеком, непременно внесет в их отношения ясность. В конце концов, она же поклялась, что не будет держать от него секретов.
Хотя момент этот, понятно, может не представиться вплоть до самого конца войны — то есть еще годы и годы, за которые мир еще неизвестно как изменится.
ГЛАВА 36
Следующие две недели для Алека пронеслись в водовороте светских приемов, пресс-конференций и научных демонстраций. Требовали своего денежные сборы, жадные до развлечений репортеры и дипломаты, что спешили заручиться знакомством с юным принцем, имеющим смутные виды на австро-венгерский престол. Все это так не походило на ритм жизни на «Левиафане» с его размеренной чередой вахт и сигналов к работам и приему пищи. Алеку не хватало вибрирующего рокота двигателей, нежного покачивания палубы под ногами. Не хватало ему и Дэрин — пожалуй, еще больше, чем в те ужасные дни, после того как между ними вышла размолвка в связи с ее секретом. По крайней мере, тогда они ходили по одним коридорам, а вот теперь, с убытием «Левиафана», всякая связь с его лучшим другом и союзником прервалась.
Вместо Дэрин у него теперь был Никола Тесла, на редкость неподходящий для долгого совместного пребывания человек. Одержимость тайнами Вселенной не мешала ему часами привередливо выбирать для обеда сорта вин. Сетуя на ежедневные потери в горниле войны людских жизней, он тем не менее со смаком расходовал долгие часы, самозабвенно красуясь перед репортерами и посвящая каждую минуту славы кино- и фотообъективам. Он как будто жил в душных объятиях неких странных страстей — не менее странных, чем, скажем, его любовь к голубям. Эти сизые воркующие создания — наглые, прожорливые, роняющие всюду свою пачкотню — обитали в гостиничных апартаментах Теслы, причем не где-нибудь, а в роскошной «Уолдорф-Астории». После месяцев своей добровольной сибирской ссылки встрече с ними Тесла был неимоверно рад (кстати сказать, все это время персонал отеля добросовестно, хотя и небесплатно, за ними присматривал). Тем не менее Тесла каким-то образом безошибочно знал, как превратить свою разнузданную эксцентричность в обаяние, стоило в его присутствии появиться инвесторам. Он устраивал электрические светопреставления в Манхэттенской лаборатории, председательствовал на роскошных обедах и ужинах в «Уолдорф-Астории» и достаточно быстро собрал средства на усовершенствование своего оружия. Но прошли, казалось, века, прежде чем Тесла с Алеком все-таки добрались до Лонг-Айленда.
