Выругавшись в несколько ярусов, Глеб вырубает картинку. Не смотрел – и не надо было! Правильнее сейчас бы в койку, но не уснешь же!
Он хватает мобильник и набирает Анжелу. Телефон у нее не отключен – уже хорошо. Он быстро шагает от двери к окну и обратно. С легким сердцем отдал жене шкаф с книгами, кожаное кресло, в которое она любила залезать с ногами, и этажерку, на которой еще ее прабабка держала всякие женские причиндалы. Остался палас на полу, небольшой стол с новым компьютером и широкий диван – он теперь держит его разложенным, чтобы не заморачиваться с приготовлением постели. В комнате просторно, с уборкой никаких проблем – пропылесосишь, когда есть время и настроение, – и живи в свое удовольствие.
Но кайфа нет. От протяжных гудков становится совсем тошно, а когда у трубки кончается терпение и она сама отключает набор, Глеб вслух выкрикивает: «Сучка, даже ответить не хочет!» В голову не приходит, что Анжела могла просто не услышать звонок, могла выйти из дома без мобильника… Да мало ли какие причины! Нет, ему даже хочется, чтоб гадости взгромоздились и замуровали ту щелку, через которую можно было видеть солнце, голубизну неба, нормальных людей, не помышляющих ни о каких преступлениях против закона и против обычного человеческого дружелюбия.
Плюхнувшись на диван, Глеб заваливается на спину. Поворачивается на бок, подтягивает ноги к животу… Самая уютная поза… Словно возвращаешься в самое начало, в утробу, когда все впереди, все может пойти по самому лучшему сценарию, о котором мечтают все матери для своих детей. Он зажмуривает глаза, прижимает к ним ладони. В кромешной темноте всплывает картинка из детства, которую он, повзрослев, запрещает себе просматривать.
«Будешь чемпионом!» – приказала мать и отдала его в секцию спортивной гимнастики. Послушный сын, он очень старался. Через год уже был кандидатом в мастера спорта. И вот на районных соревнованиях ближайший соперник, товарищ по команде, вдруг срывается с брусьев, со всего маху падает и разбивает голову о железную перекладину. Запах теплой липкой крови, обрызгавшей Глеба, смешивается с вонью от вспотевшего тела, немытых волос… Мертвый?! Ужас, смешанный с завороженностью… Неуместная эрекция заканчивается мгновенным семяизвержением.
Это впервые. Внезапно и приятно.
Парень выжил, а Глеб не заметил, как полюбил одиночество, чтобы наедине с собой вспоминать окровавленного соперника. Бездвижного, безропотного. Картина всплывала живая – объемная, цветная, со своим кисло-сладким вкусом и сложным, притягивающим запахом.
Но когда мать увидела, как сынок нюхает и слизывает кровь с разбитой коленки, то забрала его из секции и отвела к психиатру. Действовала решительно, по-мужски, компенсируя отсутствие отца, о котором сыну не велено было и заикаться. В паспорте записан с отчеством деда. Глеб подозревал, что она даже воспользовалась безличной пробиркой, чтобы забеременеть. Продвинутая была мамаша, мир ее праху.
Год еженедельных разговоров с резкой, мужиковатой теткой-психиатром вроде помог не возвращаться мыслями к распластанному сопернику…
Резкий свет из окна останавливает воспоминания. На улице зажглись фонари. Раздражает.
Глеб задергивает плотную штору, наклоняется к столу, но из-за мандража несильно, наверное, нажимает кнопку системного блока. Комп не фурычит.
Вилка плохо воткнута?
Контакты рассоединились?
Нет, вроде…
После второй попытки Глеб слышит успокаивающий гул. Не отвлекаясь даже на то, чтобы почистить почту от обычно раздражающего спама, он настукивает в поиске имя Анжелы.
Популярная личность, не то что он. Ссылок-то на поиск по имени «Глеб Иванович Сорокин» много, но ему терпения не хватает выискивать себя в куче сведений об активно пиарящемся полном тезке – депутате вятской думы. Да и где взяться упоминаниям о его собственной персоне: есть негласный закон, запрещающий следователям заводить живые журналы, открывать свои сайты… Высунешься – уволят.
Работники СМИ – совсем другое дело. Только на «Яндексе» почти семьдесят тысяч ответов с участием именно ее, журналистки Анжелы Анцуп. Картинок меньше, с них и начнем, а ее дневник в Живом Журнале оставим на десерт. Принцип следовательской работы: при возможности собирать сведения из посторонних источников, а потом уже узнавать, что человек сам о себе думает. Если есть какая-никакая харизматика, есть личность, то слишком трудно не попасть под ее обаяние. И тогда – прощай объективность. Насчет Анжелы – стопроцентно.
Хм, так с десяток лет назад она была не шатенкой, как сейчас, а типичной блондинкой в растрепанных кудряшках. Полноватая, немного растерянная, ну вылитая Вика… По сегодняшнему словесному портрету ее, прежнюю, было бы трудновато опознать. Может, что-то темное было в ее прошлом, раз она так кардинально изменила внешность? Нос выпрямился, лицо стало более овальным, губы пополнели, брови взлетели, даже глаза стали не просто синими, а сине-зелеными. И титьки…
Большая работа…
С какой целью? Только ли для карьеры? Нет ли тут властной мужской руки?
Глеб возвращается к текстовой информации. В ЖЖ большая дискуссия о реальной дате рождения Анжелы: нашлась одна свидетельница того, что нынешние тридцать два года уже праздновались восемь лет назад.
Круто, если столько лет себе скинула…
Так она мне почти ровесница… Это даже приятно.
Не замужем, любовник, которого она в своем блоге кличет Тапиром, живет в Париже, как бы в ссылке, время от времени она к нему летает, но… Похоже, если он исчезнет, она явно не убьется…
Имечко ему придумала… Наверное, по сходству с его фамилией… Как иначе объяснить – уж больно противный это зверь, тапир. Свинья с небольшим хоботом, похожая на большую упитанную крысу. «Передние ноги у тапиров четырехпалые, а задние трехпалые, на пальцах небольшие копытца, помогающие передвигаться по грязной и мягкой земле», – написано в Википедии. Что-то дьявольское… Может, обозвала его так за то, что мужик легко передвигается по нашему грешному шарику… Или потому, что ему в детстве мизинец отрубили… Бандюки сделали ребенка девятипалым… Из денежной семьи этот Тапир, раз его ради выкупа похищали.
А кто ей по-настоящему дорог? Ответа на этот вопрос за ночь не найти – наружу Анжела выставляет то, что хочет, не более того. Осторожничает… Может, она вообще живет вне человечной, гуманной системы, в которой что-то значит то, к кому душа лежит? Пока неясно…
Глеб заводит новую папку под именем… Как ее назвать? «АЖ» – шифрует он свой интерес. В папку закидывает разновременные фотки Анжелы (ни одной детской, самые ранние – парочка старательных поз десятилетней давности), добавляет отобранные и по-быстрому рассортированные сведения. Прошерстил Интернет, закрытые базы данных, к которым у него есть официальный допуск, нелегальные диски, изъятые у преступников и скопированные на всякий случай. Потом систематизирую…
Мобильник играет «Протопи ты мне баньку…», выдергивая Глеба из мира Анжелы. Пару секунд он чертыхается: совсем оборзели коллеги, есть же дежурный по городу для ночных звонков! Ну, кто там? Он смотрит на экранчик и тут же нажимает клавишу ответа: шеф… Не успев подготовиться, сгруппироваться, Глеб получает хук прямо в расслабленную душу. «Надо бы айфон купить и записывать его матерные тирады… на всякий пожарный», – мысленно обороняется он.
