Знал все это Глеб, но смолчал: не хотел портить обедню, тем более что Гаврилыч и Толик слушали Витька, раскрыв рот. Изредка только вливали туда очередную порцию водки. Многосоставная радость была написана на их лицах. Приятно, когда не ты лажанулся, а неизвестные коллеги…
Кислый привкус остался от тех посиделок. Надеялся-то на именины сердца… У других же получается! Совместное распитие спиртного обычно смягчает души… Хотя бы на время действия алкоголя.
Только не для Глеба. Ну и не надо! Понятно, что работа в одной конторе не гарантирует дружелюбного отношения. У них своя жизнь, чужая, чуждая ему, в которой он – посторонний, сколько ни пыжься. Напрасно старался, заискивал…
А Витек при редких встречах долго еще вспоминал: «Хорошо тогда посидели, надо бы повторить…»
Как же, «повторить»! Хрен вам! Тогда и освободил себя от поиска друзей-приятелей. Легче стало жить. Проще и приятней.
С тех пор никто из сослуживцев ни разу не был у него дома.
«Было и прошло! Забыто! Начинаем с чистого листа, с расчищенного!» – накачивает себя Глеб, выходя из лифта. Дверь квартиры распахнута, в коридоре топчется местный охранник. «Я никого туда не пускал… мы же понимаем…» – виновато лепечет он. Проворонил убийцу. Глеб отстраняет его, идет в комнату, присаживается на корточки возле трупа, залезает в карман неплотно обтягивающих джинсов убитой – наркоманы быстро худеют и не успевают обновить одежду, достает блистерную упаковку с двумя таблетками.
– В лабораторию! – Передав трофей Витьку, Глеб поднимает голову к люстре, объясняя свои действия: – Наверху – самое потайное место, где прячутся следы преступления…
Подтаскивает стул, встает на него и осторожно, не задевая хрустальные подвески, вытягивает оттуда белый шнур.
– Стойте! Нельзя же так! Вы все следы затопчете! – кричит Витек, протягивая Глебу голубой комочек с бахилами. Опомнился.
Старательный криминалист-новичок так огорчился, что у Глеба даже екнуло где-то внутри от сочувствия. Представил себя на его месте… Да он за такую халатность… Взорвался бы, но… бурю наружу бы не выпустил, побоялся старших и опытных…
Не особо и притворяясь, Глеб охает, просит пардону, как бы в смущении отходя в глубь комнаты, к окну.
– Отметьте в отчете мою промашку… я еще за ручку двери схватился, о стол вроде оперся, вот удавку схватил, – надевая тонкие полиэтиленовые бахилы и резиновые перчатки, виноватится он.
– Да ладно, бывает… – Витек спохватился и идет на попятный. Кому хочется начинать службу на новом месте со стука на коллегу…
– Нет, нет, обязательно занеси в протокол, – настаивает Глеб, снова возвращаясь к приятельскому «ты», чтобы подчеркнуть, что он нисколько не в обиде. – Что-то тут знакомое, – говорит он, демонстративно рассматривая белый шелковый шнур.
Улика так себе, нередкая. Глебу, правда, впервые попалась в доме Вероники Мазур, зато в книжках и в кино распиарена… Привлекая внимание к орудию убийства, он рассуждает вслух – приобщает коллег:
– Точно такой же удавкой задушили любовницу ее мужа… Обе молодые… у обеих грудные младенцы…
– Маньяк объявился? – Опытный судмедэксперт первым снимает с языка то, что Глеб не хотел бы сам озвучивать.
– Тут вам и карты в руки, – подхихикивает Витек.
Глебу лестно, что новоиспеченный криминалист знает о том давнем деле… Старожилы-то сразу позавидовали и постарались забыть о его раннем успехе. Если кто вдруг вспомнит о пойманном им маньяке, все молча разбегаются, не докурив сигареты. И не глядя ему в глаза. Мужики, а губы поджимают по-бабски.
Тараканы!
Забыли они… Забили…
Но прием удобный – выкинуть из головы то, что мешает чувствовать себя комфортно. И я им прямо сейчас воспользуюсь. Что было – наплевать и забыть. Никогда не поздно начать с чистого листа.
– Не спешите с выводами. Дело на контроле у самого высокого начальства, если кто не в курсе. – Глеб вскидывает голову, демонстрируя недосягаемость куратора, и для пущей убедительности прикладывает палец к губам. – Пока не найдем достаточно доказательств, лучше даже не заикаться про маньяка. Подслушает кто-нибудь, пресса раздует, и нам несдобровать.
Общая тайна объединяет, хотя бы на время, которого вполне достает на сбор хиловатых доказательств версии того, что Веронику Мазур и Светлану Бизяеву убил один и тот же человек. Белый шелковый шнур, одинаковая странгуляционная борозда, осведомленность преступника о том, что посторонних дома не будет, беспрепятственное попадание в дом…
– Но в сводке вроде было, что ту Мазур двое убивали? – робко вспоминает новичок после старательного осмотра места преступления.
Что-то слишком долго возился Витек… Дотошный… Ладно, о результатах все равно мне доложит…
– Так поэтому и не нужно никому трепаться… – Глеб старается говорить по-дружески, чтобы закрепить почтение, которое к нему явно испытывает Витек. – И там не все ясно, и тут только версия… Вполне может быть, что не маньяк… Обе дамочки так или иначе связаны с олигархом Бизяевым… Может, по его приказу убили любовницу зятя, и теперь кто-то из близких убитой ему отомстил… До него самого не добраться… А может… Может, Бизяев никакой не преступник, а как раз жертва… Оба убийства могут быть нацелены именно на него. Как в бильярде – бьют по шару, чтобы не он сам залетел в лузу, а всего лишь подтолкнул третий шар. Может, задуман рикошет…
– А ведь правда! – Витек аж притопнул от восхищения. – Конечно, кому нужны рожавшие девки! Нас учили, что если убийства не по пьяни – а у нас явно не этот случай, то чаще всего их совершают из-за денег или в борьбе за власть. Бизяев тогда – классическая цель. И олигарх, и депутат нерядовой. Как это я сам не догадался?! А может нам «шахматку» расчертить? По вертикали – эпизоды, по горизонтали – фигуранты…
– Грамотей нашелся… Тоже мне, шахматист. Материала пока с гулькин нос. Надо доказательства собирать… – осаживает Глеб. – Но при таком раскладе хотя бы есть основания допросить этого неприкасаемого. Как свидетеля. Заканчивайте, а я буду дальше действовать.
27. Анжела
Двухслойные темно-зеленые шторы всегда с честью сдерживают натиск утреннего света, и просыпается Анжела обычно по своей воле. Никакого насилия над личностью! Особенно утром. Поэтому наложено табу на ранние рейсы, на съемки до полудня, на утренние косметические процедуры, на дообеденные деловые и приятельские встречи… Не жаворонок она – и точка. Исключение – те редкие случаи, когда приходится подстраиваться к полету на частном борте: тут уж не покапризничаешь… Ради действительно крупного заработка, бывает, встаешь по будильнику, ну и спортивный Тапир, увы, чаще всего не считается с привычным распорядком. «Подъем, лежебока! Лыжню проспишь!» – орет прямо в ухо каждое куршевельское утро…
