— Голубушка, вы не удивляйтесь, — продолжала докторша, отодвигая для меня кресло, — это очень полезно — разговаривать со своими почками. Вы так не делаете?
«И если вдруг начну, добровольно сдамся в дурдом», — твердо решила я, а вслух сказала:
— Нет.
— Ну и напрасно! Таким образом мы сообщаем органу положительную энергию, не даем ему скучать.
«Интересно, а я точно не в дурке? И она — точно главврач, а не пациентка? Или кто первый халат напялил, тот сегодня и доктор?»
— Собственно, я бы хотела поговорить о состоянии Александра Игоревича Потемкина, — настойчиво проговорила я, чтобы отвлечь собеседницу от ее «девочек».
— Ах да! — спохватилась она и села в кресло. — Так неприятно вышло… Не зря мы запрещаем свидания. Ведь не дети малые, не обыскивать же их, правда? Ну, вот посетитель и передал Александру Игоревичу бутылку водки. Что за люди!
— Скажите, а полиция бутылку изъяла?
— Полиция? Какая полиция? — насторожилась Левензон.
— А что, никому в голову не пришло, что отравление клофелином — это уголовно наказуемое деяние? И откуда узнали, что клофелином?
— По симптомам и результатам анализов. А откуда, позвольте спросить, вы узнали об этом? — подозрительно спросила Яна Михайловна, буравя меня взглядом из-под очков в нежно-розовой оправе.
Но я проигнорировала вопрос:
— А содержимое бутылки? Где она, кстати?
— Кажется, санитары ее выбросили.
— Вы в своем уме? — вырвалось у меня, хотя я четко знала ответ — нет, конечно. — Как можно?! Ведь это дело полиции!
— Послушайте, милочка, — строго сказала Левензон, медленно покрываясь алыми пятнами, — вы аккуратнее с оборотами речи! Я не знаю, кем вы приходитесь Александру Игоревичу, но адвокат семьи категорически настаивал на том, чтобы оградить его от общения с полицией! Категорически!
— Адвокат семьи? — переспросила я. — Забавно. Вообще-то адвокатом госпожи Потемкиной являюсь я.
— Так то — Потемкиной! А ко мне приходил адвокат Александра Игоревича.
— Имя, фамилия? — вцепилась я, однако услышала категорическое:
— Этого я вам сказать не могу, так как обязалась не обсуждать тему болезни господина Потемкина ни с кем, кроме членов семьи!
— Я не спрашиваю о болезни господина Потемкина. Мне нужна фамилия человека, представляющегося адвокатом.
— Я прошу вас покинуть территорию вверенного мне учреждения! — вдруг неожиданно властно приказала не такая уж мягкая Левензон. — Не вынуждайте меня звать санитаров, ничем хорошим для вас это не закончится.
Вот с этим аргументом мне пришлось согласиться. Ясное дело — свидания с Аликом мне не видать тоже. Ну что ж…
Я вышла с территории лечебницы, села в машину и задумалась. Анастасии сообщили про отравление, сказали даже, чем именно. Предупредили? Зачем ей эта информация? Полицию не вызвали — понятное дело, к чему шум? Никакие санитары бутылку с остатками водки не выбрасывали, ее увез с собой тот, кто представился адвокатом семьи. Не исключено, что он же ее изначально Алику и вручил. Но почему я никак не могу найти никаких следов этого адвоката? Кто он вообще? Анастасия на мой вопрос сказала только, что пару раз видела его, но не знает даже имени — муж обращался к нему немецким словом «анвальт». Вроде как больше никаких имен не называл, только вот это — анвальт. Анастасия даже сперва решила, что он иностранец, возможно, латыш с таким именем, но Игорь объяснил, что это и значит «адвокат». Так что от вдовы в этом смысле толку не было. Надо дядюшку потрясти, он у меня все знает.
— Я заказал банкетный зал в «Праге», — сообщил мне Светик, едва я появилась на пороге квартиры.
События последних дней как-то вытеснили из головы бабушкин юбилей, и я не сразу поняла, о каком банкете речь. Светик ожидал похвалы, а я медлила, силясь сообразить, что мы обсуждаем.
— Ну, знаешь, Варя… — обиженно протянул он, отворачиваясь вместо того, чтобы взять у меня шубу.
— Ой, прости, Светик, я совсем забегалась. Это хорошо, что в «Праге», бабушка всегда ее любила.
Муж, однако, уже удалился в кухню, бормоча что-то о неблагодарных внучках, спихивающих свои обязанности на других. На это я внимания обращать не стала — Светик делал все, что касалось бабушки, с энтузиазмом и от сердца, а ворчал так, по привычке.
— Ужинать будешь? — спросил он из кухни.
— Нет, не хочу. Если можно, сделай чаю, пожалуйста. Я сейчас приду.
На самом деле мне не хотелось никакого чая, но отношения со Светиком в последние дни стали совсем уж натянутыми, а сил на ссоры не осталось. Я переоделась в халат, убрала в шкаф костюм и блузку, подколола волосы кверху и вышла в кухню. Светик уже успел заварить свежий чай с мятой, тонко нарезать лимон, выставить вазу с конфетами.
— Может, коньячку, Варенька? Ты какая-то уставшая, глаза вон больные совсем.
Мысль была удачная — мне бы выспаться, а я вторую ночь не могу расслабиться, все думаю, думаю…
— Наливай.
Светик вынул из навесного шкафа бутылку, налил в две рюмки и сел напротив.
— Я купил Тамаре Борисовне подарок, — сообщил он.
— Да? Что же это? — равнодушно спросила я, так как знала: Светик непременно купил то, что понравится бабушке.
— Ты знаешь, случайно зашел в антикварный магазин и увидел два старинных серебряных канделябра. Каждый на четыре свечи. Как раз на ее рояль в гостиной.
Ну вот как он угадывает такие вещи? Про подобные канделябры бабушка прожужжала мне уши еще полгода назад — вдруг захотела видеть на белом «Стейнвее» именно такие. Не помню, говорила ли я Светику об этом, да если и сказала, то, скорее всего, мимоходом, а он запомнил и вот купил. Бабуля будет счастлива.
— Ты молодец, Светик, — искренне сказала я, дотянувшись до его руки и погладив ее, — она так обрадуется…
Рука мужа перехватила мою, чуть сжала:
— Варенька… что происходит? У тебя неприятности?
— Да ну что ты… какие неприятности? Все хорошо, устала просто, работы много. Лучше расскажи, что у тебя с гастролями.
Светик скривился, выпил коньяк и, отставив рюмку, проговорил:
— Там темная история какая-то. Приехали, отыграли один концерт — и вдруг стоп. Зал нужен для каких-то правительственных мероприятий. Контракт аннулирован, неустойка выплачена — пожалуйте за пределы, так сказать. Начал Иришку трясти — молчит, отнекивается, разговор переводит. Другого ничего.
— А раньше такого не было?
— Что ты! Впервые… у Ирины всегда все четко, как часы.
— Ну, может, просто совпало… — Но почему-то я не была уверена в своих словах.
Неприятности Светика начались почти одновременно с моими.
