— Ты хочешь сказать…
— Я не хочу — я уже сказала. Была на дне рождения у Воротникова.
— Кто это?
— Это что — допрос? Хочешь увидеть всю мою клиентскую базу? — Я стояла в белье и колготках и старалась не опускать глаза — так легче убедить Светика в правдивости моих слов.
— Нет, конечно, но…
— Договаривай. Ты мне не веришь?!
— Варя, я не могу тебе не верить, но твое поведение…
— Да что ты заладил, как заведенный? Я не воспитанница детского сада, а ты не воспитатель! И не надо мне говорить о поведении, ясно?
— Успокойся, пожалуйста, — попросил Светик виновато, и я поняла, что снова его одолела — он уже сомневается в своих подозрениях и стыдится их. — Возможно, я не прав, мне просто показалось. Ты голодна?
— Нет.
— Ах, ну да… ты же с банкета… Может, чаю?
— А вина нет у нас?
Светик молча встал и, ссутулив плечи, побрел в кухню, загремел там посудой, вынимая бокал. Раздался сухой звук вынутой из горлышка пробки. Когда я вошла, Светик наливал в два бокала красное вино:
— Оказывается, еще осталось бордо, которое я из Франции привозил.
— Отлично.
Я села, подтянула второй стул и вытянула ноги, случайно задев локтем бокал, стоявший возле меня. Он опрокинулся, и вино вылилось на белый банный халат. Замерев от ужаса, я смотрела на красное пятно, расплывавшееся по ткани, и чувствовала, как похолодело все внутри. Светик, обернувшись от раковины, кинулся ко мне, схватил за руки и затормошил:
— Варя, Варенька… успокойся, все в порядке, это просто вино… сейчас, погоди… — Он начал развязывать пояс халата. — Мы сейчас снимем, и все будет в порядке… Это просто вино…
Но я знала, что в этот момент мы оба думаем об одном и том же.
Утром, обнаружив себя в постели совершенно голой, я не могла вспомнить, как именно оказалась здесь и почему без рубашки. Светика рядом не было — он уже возился в кухне, готовя завтрак. Судя по всему, ночью между нами что-то было — муж напевал «Турецкий марш», и это свидетельствовало о его отличном настроении. Надо же, я совсем ничего не помню… Видимо, шоковая реакция. А Светик молодец, не растерялся…
— Ты проснулась? — Он заглянул в открытую дверь, широко улыбаясь. — Доброе утро. Сегодня день чудесный будет — снежок, тепло, нет ветра. Может, в Загорянку поедем?
— Не хочется. Я лучше полежу, не обижайся, ладно? — Мне совершенно не хотелось выбираться из постели, из квартиры.
— Ну, как скажешь. Тогда я, пожалуй, прогуляюсь один до рынка. Что-то рыбы захотелось пожарить, пойду поищу, пожалуй, ледяную.
Светик был фанатом кулинарии, прекрасно готовил, умел выбирать продукты. Единственным недостатком был, пожалуй, тот бардак, который оставался в кухне после его кулинарных экспериментов. Хорошо, что сейчас мы могли позволить себе домработницу, приходившую три раза в неделю, а вот раньше утро понедельника мы встречали в унавоженной кухне, и эта же кухня ждала меня вечером — я вооружалась моющими средствами, рулоном бумажных полотенец, надевала резиновые перчатки и битых два часа отмывала результат вчерашней Светиковой готовки.
— Ты не пойдешь сегодня в театр?
— Я отменил репетицию.
— Светик, у тебя точно все в порядке?
Он улыбнулся, но улыбка вышла какая-то жалкая, вымученная:
— Конечно, Варенька, все хорошо. Мне просто нужно отдохнуть. Я пройдусь, подышу, подумаю… Потом ужин приготовлю и вечером просмотрю новую партитуру. Может, ты хочешь что-то еще, кроме рыбы? Я мог бы купить.
— Нет, не нужно, я с удовольствием рыбки поем. Я сейчас встану, Светик еще полчасика поваляюсь — неделя была не из легких.
— Отдыхай.
Он закрыл дверь, и я снова нырнула под одеяло. Очередной скучный выходной… Но, наверное, время развлечений для нас ушло безвозвратно? Если бы были дети, то нам бы волей-неволей приходилось организовывать их досуг, который стал бы и нашим, но их нет. Я не страдаю по этому поводу, а Светик, если даже и думает на эту тему, то деликатно молчит, уважая мой выбор.
Повалявшись еще немного, я решила позвонить Анастасии — совсем вылетело из головы, что должна была это сделать. Пришлось вылезать из постели, искать трубку, надежно спрятанную в таком тайнике, о котором даже муж не подозревал, и снова забираться под одеяло. Анастасия ответила не сразу, видимо, не носила телефон с собой.
— Варя? Здравствуй. А я жду звонка.
— Ты могла бы сама позвонить, если что-то срочно нужно.
— Я постеснялась в субботу утром…
— Глупости. В следующий раз обязательно звони. Что-то случилось?
— Да. У Алены заканчивается ингалятор, нужен новый.
— У нее что — астма?
— Да, я совсем забыла сказать. Хорошо, что у нас как раз был новый флакон, хватило…
Я разозлилась: ну как можно быть такой безголовой и забыть, что твоему ребенку постоянно нужен препарат? А если бы баллон был не новым? А ведь Анастасия еще и курит постоянно в присутствии дочери. Вот бестолочь…
— Скажи мне название, я постараюсь срочно купить и передать с Арамом.
Записав название на бумажке, я спросила, не нужно ли Потемкиной еще что-то, но та заверила, что у них с Аленой все есть, они ни в чем не нуждаются, вот только лекарство. Пообещав отправить его как можно быстрее, я попрощалась и набрала номер Арама.
— Я могу купить сам, — выслушав мою просьбу, ответил он, — это не проблема. Хорошо, что вы сказали, теперь сам буду следить. Анастасия — очень глупая женщина, она заботится только о себе.
— Это не мое дело, Арам.
— Понимаю. Это все? Больше ничего не нужно?
— Нет, это все, спасибо.
Мы попрощались.
От разговора остался неприятный осадок — неделю назад Анастасия уверяла меня, что никого, кроме дочери, у нее нет, и при этом даже Арам заметил равнодушие женщины по отношению к больному ребенку. Наверное, есть тетки без материнского инстинкта — такие же, как я, например. Но я, зная за собой это, и не стремилась рожать. Для Потемкиной же, видимо, Алена была способом обеспечить себе безбедную жизнь. Как все перевернулось в мире… Женщины стараются продать себя подороже, то же самое, кстати, пытаются сделать и мужчины… Дети лишь средство для выколачивания денег из супруга, а крепость отношений измеряется каратами подаренных бриллиантов и крутизной марок машин. Все на продажу, все на сбыт — страна торговых представителей. Девчонки не умеют сварить кашу, зато знают, сколько силикона нужно вогнать в организм, чтобы привлечь внимание богатого «папика». Мне, конечно, не пришлось пробивать себе путь, получая кровавые мозоли, однако зарабатывала я на жизнь самостоятельно, а потому могла пользоваться и наемным трудом, и какими-то еще благами — считала себя вправе делать это. Тех же, кто думал, что априори имеет право на что-то по факту наличия молодости и — пардон муа — сисек, всегда презирала. Наверное, дело в моей природной независимости ни от кого, и от мужчин — в частности. И это при том, что идеи феминизма никогда не были мне близки и понятны.
