— Бедные крольчихи… Сердце кровью обливается, как подумаешь о них… Но ты ими не пренебрегал, мой дорогой. — Тут Шандра бросила взгляд на экран. — Их в твоем списке не меньше четверти.
— Что поделаешь, принцесса… мне нравятся женщины, всякие женщины. Ты не рада?
— Я не могу радоваться за всех и каждого. Я нравлюсь тебе, и это главное.
— Она опять посмотрела на экран, заполненный именами, и брови ее приподнялись.
— Массаракш! Целое созвездие… даже два, если верить твоей классификации… И где же тут мое место?
— Ты — самая бесценная из звезд! И ты — одна-единственная, неповторимая и яркая! Я не могу тебя причислить ни к одержимым матерям, ни к девушкам-авантюристкам. То, что любишь, не поддается классификации.
— Льстец! — Она взглянула на меня не без лукавства. — Но все же?.. Кто я, Грэм? Кто я такая? Я пожал плечами.
— Моя жена. Тех, других, я тоже любил — во всяком случае, сначала, — но расставался с ними без сожалений и забывал о них через год или десять лет. Но с тобой все случилось иначе… все есть иначе, понимаешь? Мысль о нашей разлуке страшит меня, я не могу с нею смириться. И еще одно… Я думаю, что полюбил тебя еще до нашей встречи, когда аркон Жоффрей рассказывал мне твою историю. Странно, правда? Будто мне довелось вдохнуть аромат той орхидеи, что когда-то росла на Коринфе…
Шандра хихикнула.
— Ты — мужчина! Бессовестный соблазнитель! Ты бы лишь уморил тот прекрасный цветок!
— Может быть, моя дорогая. Но, повстречавшись с тобой, я как бы обрел вещий талант корин-фянок. Можешь мне верить или не верить, но так уж случилось! Я знаю, чувствую: мне нужна только ты, и мне не надо никого другого. И тогда, и теперь, когда я остался один, я могу повторить все слово в слово. Теперь, пожалуй, с большим основанием… Киллашандра, моя принцесса, моя прекрасная леди! Как далека ты от меня! И как пуст и мрачен мир без твоей улыбки…
В тот раз она тоже разулыбалась.
— Такие речи приятно слушать! Не знаю, кому ты их говорил до меня, и знать не хочу… Но мне все-таки нужно место в твоей классификации, и ты над этим подумай, дорогой. Скажем, так: Шандра, бесценная, неповторимая, сверхновая звезда! Затмившая все прежние светила!
— Стоит подумать, — согласился я. Обернувшись к экрану, она коснулась пальцем одного из имен, и список исчез. Теперь перед нами возникло женское лицо — маленькое, темноглазое, с широковатыми скулами и узким подбородком, покрытое плотным слоем белил. В мире Аматерасу, родине Йоко, грим расходовали с невероятной щедростью, так что без мокрой тряпки не выяснишь, красива ли женщина или нет. Но я помнил, что Йоко была красивой, несмотря на все косметические излишества: тонкая, невысокая, изящная, с загадочными раскосыми глазами и шелковистым водопадом угольно-черных волос.
— Похожа на японку, — заметила Шандра. — Вроде бы хорошенькая… Но почему она так накрасилась?
— Национальная традиция, — пояснил я. — Таков обычай Аматерасу: чем девушка красивей, тем больше на ее физиономии помады и белил. Фыркнув, моя принцесса пожелала, чтоб Йоко представили в натуральном виде, но у “Цирцеи” такой голограммы не нашлось. Тогда, убрав изображение, Шандра углубилась в документы. Она просматривала их, а я размышлял о том, не скрыться ли мне куда-нибудь — в оранжерею, в мастерские или в воздушный шлюз, где находился катер с отличным ассортиментом спиртного. К несчастью, я не мог ничего придумать — никакой завалящей причины, способной оправдать мое отсутствие. Мне не хотелось, чтоб оно походило на бегство.
Закончив чтение, Шандра вынесла свой вердикт:
— Скудные данные! Слишком уж все лаконично и сухо. Запись о торговых сделках на Аматерасу… Файл с брачным контрактом… Запись о расторжении контракта, когда “Цирцея” находилась в мире Аткинсона… Отметка: считать Инамура Йоко пассажиром… Запись о высадке пассажира на Сан-Брен-дане — вместе с приличным грузом платины… Очень приличным! Ты что же, Грэм, дал ей отступного?
Я откашлялся, мысленно прокляв скрупулезность “Цирцеи”. Она учитывала все! Каждый мил-,. лиграмм металла и каждую рваную тряпку, брошенную в утилизатор! А все учтенное было, само собой, доступно для просмотра — хоть через десять тысяч лет.
— Послушай, девочка, я расскажу тебе о Йоко… — Горло у меня пересохло, и слова давались с трудом. — Я прибыл на Аматерасу и занялся торговлей; все как обычно — книги, записи, наряды, груз специй с Навсикаи, нейроклипы с Беовуль-фа и долоросские кружева… Все как обычно! Я дал объявление, чтобы найти манекенщицу, ко мне обратились три дюжины девиц, и я выбрал Йоко. Она казалась старше и опытней прочих, и она была самой изящной и милой, даже со всей своей штукатуркой на лице. Словом, мы устроили отличное шоу, расторговали все туалеты, а после отметили свой успех… Я ведь тебе говорил, как это бывает?
— Да. Потрясающие откровения! Но я уже не удивляюсь.
— Я тоже не удивился, когда она захотела остаться еще на пару дней. На “Цирцее” нам было так хорошо! Так уютно! Мы…
— … не вылезали из постели? — предположила Шандра. — Ах ты старое космическое чудище! Совратитель юных манекенщиц!
— Вовсе нет. Мы с нею беседовали, почти как сейчас с тобой. Я говорил о межзвездной торговле о мирах, что хотел посетить, о планетах Окраины и о Старой Земле… Помню, мы болтали еще о тканях — о том, как надо подбирать их цвет, сообразуясь с оттенком кожи манекенщицы и спектральным классом местного светила… Потом зашел разговор о ее родине. Аматерасу — вполне благополучный уголок Вселенной, но Йоко там не нравилось. Она была недовольна — не своими гонорарами (ее услуги как раз оплачивались неплохо), а тем, что манекенщицы имели низкий статус в местном обществе: повыше гейш, но много ниже, чем мастера чайной церемонии и икебаны. Она сказала, что была бы счастлива отправиться со мной и путешествовать среди звезд. И добавила: с таким добрым и чутким супругом ей ничего не страшно.
Шандра рассмеялась.
— Старая песня! Как говорила Кассильда, назови мужчину добрым и чутким, и он у тебя в кармане. Ты тоже клюнул на эту приманку, мой бедный Грэм?
— Разумеется, — ответствовал я с кислой улыбкой. — Итак, мы отправились “вниз”; мне надо было закончить дела на планете, а Йоко принялась распродавать имущество, превращая все в стандартную валюту. Мы не скрывали своих отношений. Нас часто видели вдвоем — репортеры светской хроники, комментаторы, журналисты… ну, ты знаешь эту публику. О нас писали и сплетничали, но это меня не волновало. Я уже принял решение. Понимаешь, я знал, что не влюблен в нее, но она мне очень нравилась. Она была такая милая, маленькая, хрупкая…
Шандра скосила глаза на свое отражение в блестящей металлической консоли и недовольно нахмурилась.
— Ну, меня маленькой и хрупкой не назовешь… Это большой недостаток,
Грэм?
— Не слишком — особенно ночью, в постели. Девушка вроде тебя не затеряется среди подушек и одеял, а это огромное преимущество в глазах мужчины.
