— Ой, боюсь, не до тебя ей сегодня! — вдогонку сказала одна из бабушек. — Она сама еле в дом попала. Да иди уж, раз договаривалась.
— Спасибо! — помахала Женька рукой с причудливым маникюром и легкой походкой направилась к подъезду.
Уже за дверью подъезда, на которой, к счастью, был сломан кодовый замок, Женька достала свой мобильный и отчиталась Виктору о состоянии дел.
— Ну, поднимайся. Затем маякни мне, как она.
— Но что ж я скажу?!
— Ну, уж придумай что-нибудь. Скажи, что услышала, как Юрий в кафе рассказывал, что с нею приключилось. Пусть уж он будет крайним. Ну, ты там ориентируйся по ситуации…
— Угу. Что уж теперь, раз согласилась. Ясен пень, слепой сам не справился бы! Надо помочь!
— Женяяя… Ставлю коньяк, чтоб ты только больше меня не грызла!
— Ловлю на слове! — весело ответила девушка и нажала кнопку вызова лифта.
Вся эта история казалась ей совершенно нереальной — неслепой слепой, ограбленная писательница — неписательница, бдительные бабушки возле дома и ее ложь-экспромт… День клонился к вечеру, и Женька вдруг осознала, что до сих пор не обедала, разве что сжевала мимоходом шоколадный батончик, но взбудораженные эмоции приглушили чувство голода, девушка прониклась неожиданным сюжетом и даже сама вдруг стала персонажем какой-то странной истории.
На мгновение в голове мелькнула мысль: «Хоть записывайся в кафе в другую картотеку и рассказывай кому-то. Но ведь не поверят!»
Полутемный поцарапанный и обрисованный лифт на пятом этаже выпустил ее из своих объятий на обычную лестничную площадку обычного панельного дома с ободранными стенами, грязными окнами и разномастными дверями. Она огляделась вокруг — ничего особенного. Запах влажной штукатурки, смешанный с душком мусоропровода, три коврика около четырех дверей, под потолком напротив лифта — покрытая лаком для ногтей лампочка (видимо, чтоб не украли), окурки на ступеньках, коробка из-под пиццы на площадке между этажами, возле нее жестянка — видимо, приют какого-то ничейного животного.
Женька и все ее друзья жили в подобных домах спального района практически всю жизнь. Но представить здесь Амалию в халате, тапочках и с ведром мусора в руке было невозможно.
Девушка пожала плечами и шагнула к двери справа. Прислушалась, но услышала только стук собственного сердца. Подняла руку и нажала кнопку звонка.
32
Если бы кто-то нормальный увидел эту сцену, ему было бы над чем подумать. А если бы он еще знал ее причины и последствия…
Две женщины, одна совсем юная, а вторая почти вдвое старше, сидят на полу возле кровати лицом друг к другу. Между ними стоит коробка с нарисованным на ней мускулистым муравьем.
На коробке — недопитая бутылка коньяка.
Две кофейные чашки, из которых пили коньяк.
Салатница с жидкостью, покрытой пеной.
Бутылочки с разноцветным и прозрачным содержимым.
Блестящие металлические инструменты.
Две пары женских рук, будто живут отдельно от тел.
Десять подвижных зеброподобных ногтей.
Замершие дрожащие ногти, на которых появляются паруса и чайки.
Две пары глаз, из которых текут слезы.
Периодическое шмыганье двух носов.
Два голоса, звучащие то одновременно, то по очереди.
И неподвижная кошка-сфинкс на кровати над всем этим действом.
— Я понимаю, но нельзя же так… Всякое в жизни случается, и не из такого люди выкручиваются, а вы…
— Еще раз прошу, не выкай мне! Я, вроде, не такая еще и старая… Хотя… если бы родила где-то после школы или в начале института, могла бы иметь такую дочь, как ты…
— О кей, я попробую, надо привыкнуть. Но вы, ой, ты — такая дама, а кто я — дворовая пацанка…
— Какая я, черт возьми, дама?… Тоже была когда-то «пацанкой», затем стала дамой, а теперь вообще никто и ничто, не умею жить, не знаю как и не вижу смысла. Вот зачем мне этот маникюр, хороший ты человечек? Чтобы я смотрела на эти лодки и понимала, что они теперь — несбыточная мечта?
— Мечта умереть, хотя бы и красиво, — это глупость, это не креативно! — сказала Женька, закручивая бутылочку с лаком. — Ты же сама попросила чаек и паруса, а теперь будешь страдать… Хочешь, смоем и нарисуем цветы. Или ноты, я умею, хочешь?
— Да рисуй уж, хоть так буду смотреть… Может, с красивыми ногтями не страшно и… — Амалия устало всхлипнула.
— Опять ты о своем?! Ну что с тобой делать? А знаешь, какие покойники страшные? А еще, бывает, как не сразу найдут — так вообще… Представь на минутку — красотка с ногтями в чайках, которая пролежала в квартире с неделю! В конце мая! Беееееее… — Женька скривила рожицу, и хотя была «под коньяком», но старалась внимательно контролировать реакции Амалии, потому что изрядно была напугана ее решительным нежеланием жить, и кто знает, чем бы закончился этот день, если б не она. То есть, если бы не Виктор.
«Ой-ой! Он все еще ждет в машине!» — вздрогнула девушка.
И только Женька подумала о нем, как зажужжал в кармане мобильный.
— Сори! — Она выхватила трубку и бросилась на кухню, спотыкаясь о коробки.
— Ты еще там или я тебя пропустил? Ну что? Я ведь уже час жду!
— Все под контролем, шеф! — старательно произнесла Женька.
— Что? — насторожился Виктор.
— Все под ко… контролем!
— Вы что, пьете там?
— Так надо. Это антистресс! И такой себе женский брудершафт! Подходите и вы. Только коньяка и так было полбутылки, а уже на донышке осталось. Приходите со своим! — засмеялась она.
— Нет, вы уж как-нибудь без меня… Я за рулем, — улыбнулся Виктор и попытался представить мизансцену, но ничего у него не получилось.
— Ну да. Понедельничек у меня еще тот! То езда с…
— Эй-эй! Ты там не болтай лишнего! Скажи, она там в порядке?
— Уже ничего так. Было хуже. Лечу. Маникюр делаю.
— Какой маникюр?
— Какой-какой? С чайками и парусниками!
— Ты шутишь?
— Нет. Крест на пупе! Поднимайтесь, покажем!
— Женя! Я тебя умоляю! Ни слова обо мне! Ты уже по пьяни проболталась?
— Нет! Рот на замке! Вы уж сами как-то выпутывайтесь, раз так вляпались.
— Надеюсь, она тебя не слышит?
— Надеюсь, — эхом повторила Женька.
— Слышь, а обо мне речи не было? — осторожно закинул Виктор.
— Нет. Будто у нас нет других тем! Все, зовут меня. Пока!
— Так тебя ждать или как? Ты там надолго засела?
— Как карта ляжет, не знаю. Хорошо сидим… Понимаем друг друга и жалеем. Как две лесбиянки.
