— Красивый браслет, — сказала я, указывая на ее запястье. — Откуда он у вас?
Она быстрым инстинктивным движением пошевелила рукой с браслетом под столом.
— Он передавался в нашей семье из поколения в поколение. — Она съела ложку супа и откусила хлеба. — По женской линии, — добавила она. — Но ты не можешь его взять.
— О, что вы, просто он красивый, — сказала я.
Очередь за едой становилась все меньше. Мэри доела суп, попила воды, поставила чашку и наклонилась вперед. У нее затряслись руки.
— Помоги мне, Никки.
Она сказала это ни с того ни с сего.
— Хорошо. Что я могу сделать?
— Я в растерянности. Я была готова уйти. А теперь я не знаю, что делать.
Говорила ли она о смерти?
— Что меня ждет? — спросила она.
Я медленно покачала головой.
— Я не знаю, честно.
— Но во что ты веришь?
Еще год назад мое христианское воспитание подсказало бы мне ответ: в рай. Когда я как-то спросила отца, где, по его мнению, находится мама, он сказал, что она на небе, смотрит на нас. Но теперь мне казалось, что это очередная ложь, которую люди придумали для самоуспокоения. Я ничего не знала о царстве небесном.
— Я не знаю, что вас ждет, — сказала я. Она поникла. — Но там должно быть лучше, чем здесь, — добавила я. — Так просто должно быть.
Ее плечи обмякли, и только тут я поняла, как она была напряжена.
— Спасибо.
Когда мы мыли посуду после обеда, ко мне подошла девушка с косами.
— Сочувствую, что тебе пришлось сегодня обедать с Мэри.
Я наклонилась, чтобы собрать тряпкой крошки со стола.
— Это было славно. Мне жаль ее. Я попробовала спросить ее о дочери Пенелопы, но она засмущалась.
— Персефоны, — сказала девушка с косами.
Я подскочила.
— Как ты сказала?
Она откусила кусочек оставшейся от обеда булки.
— Это была дочь Персефоны, — проговорила она с полным ртом. — Я вспомнила. Только она говорила так официально: «Дочери Персефоны».
Она завязала свой рюкзак, закинула за спину, а я так и стояла с тряпкой в руках.
— Дочери Персефоны?
Слишком фантастично.
Всю неделю Мэри и дочери Персефоны не выходили у меня из головы. Когда в следующую субботу я пришла в столовую, Мэри уже взяла свой обед и сидела за столом с незнакомой женщиной. На вид та была ровесницей моего отца, может быть, немного старше, и одета она была так, как будто пришла в арт-галерею, а не в столовую для малоимущих.
Я помахала Мэри. Она посмотрела на меня, но не помахала в ответ. Голова ее была опущена, плечи поникли, пока женщина, сидящая рядом с ней, что-то говорила.
Я прошмыгнула на свое место и встала рядом с Кристофером.
— Простите, я опоздала.
— Ничего. Вычту из твоей зарплаты. — Кристофер подмигнул.
Я налила пару мисок, но основной наплыв посетителей был уже позади.
— А что за женщина сидит с Мэри? — спросила я Кристофера.
Он оторвался от раздачи хлеба.
— Не знаю. Я ее тут раньше не видел.
— Они, похоже, хорошо знакомы, вам не кажется?
Он прищурился.
— Может быть. Но не думаю, что она бывала здесь раньше. Посмотри, — он указал на нее куском хлеба, — она не ест. Может быть, она пришла навестить Мэри. У многих наших клиентов все еще есть семья, ты не знала?
Мэри казалась несчастной, и я надеялась, что женщина скоро уйдет, я смогу поговорить с Мэри и узнать, все ли с ней в порядке. Ближе к концу обеденного часа женщина встала. Мэри подалась к ней, будто чтобы обнять, но женщина развернулась и ушла раньше, чем та успела это сделать. Как только она удалилась, я подошла к ее столику.
— Могу я сесть? — спросила я. Она взглянула на меня и указала на стул. — Вы в порядке, Мэри?
— Да, наверное.
— Что это за женщина была с вами? — спросила я. — Ваша родственница?
Она с опаской взглянула на меня, потом кивнула.
— Это моя мать. — Она сгорбилась на стуле и заглянула мне в лицо. — Ты мне не веришь, — сказала она.
Я положила локти на стол и попыталась говорить сочувственно.
— Это не так, Мэри. Все мы бываем растерянны.
Мэри кивнула.
— Она сердится на меня.
— Почему?
— Я взяла кое-что, принадлежащее ей. Только поэтому она приходит. Это мой единственный шанс поговорить с ней.
— Что это за вещь?
Она взяла ложку и окунула в суп.
— Я не должна об этом говорить.
— Почему?
— Я уже достаточно разочаровала ее.
Я положила руку ей на плечо. Я-то знала, что такое разочаровывать людей.
— Люди прощают друг друга.
Она подняла глаза от своей тарелки.
— Не думаю, что ты веришь в это больше, чем я.
Я убрала руку, а Мэри встала и взяла поднос.
— Подождите, — сказала я. — Я хотела спросить вас о дочерях Персефоны. Может быть, я могла бы…
— Не пытайся помочь, — перебила она. Она развернулась и понесла поднос к стойке для грязной посуды. Я вздохнула. Может быть, ей и не нужна помощь.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Сейчас
Моя спальня. Осталось четыре месяца.
— Время-то летит, Ник. — Коул сидел в самом темном углу моей комнаты, гитара лежала рядом с ним. Я не понимала, почему он лишь время от времени появлялся у меня. Я больше не сопротивлялась. Его посещения были моей единственной возможностью узнать что-нибудь о порядках Нижнего мира.
Шрам у меня на плече начало покалывать, как будто что-то в нем проснулось. Это происходило каждый раз, когда Коул был где-то рядом. Может быть, тень внутри меня реагировала на присутствие бессмертного.
Коул не мог знать, что я думаю о чем-то подобном. Я кивнула и полистала книгу, лежащую передо мной на письменном столе, изо всех сил сопротивляясь порыву сесть рядом с Коулом. Теперь я была подготовлена к тому, что меня тянет к нему, и мне легче было сопротивляться. И все же эта тяга никуда не делась.
— И это все, на что ты надеялась? — сказал Коул.
— Это все, на что я позволила себе надеяться, — уточнила я.
Он вздохнул, потом взял гитару и заиграл какую-то классическую мелодию. Я решила, что это Бах, но не была уверена.
