Я представил Вас в черной, до земли, длинной абайе (своего рода сермяге) и в прикрывающей Ваши волосы и лицо шиели. Я вообразил, как могли бы выглядеть Ваши глаза в прямоугольном вырезе черной шиели. И захотели бы Вы тогда вообще показаться перед миром. Потому что существует возможность, что Вы были бы более ортодоксальной и носили бы черную шелковую шиель, целиком закрывающую лицо. Но такую, полностью закрытую, Домагалик я не мог себе представить. Да и не хотелось.
Этот вырез — единственное место, которое позволяет увидеть в женщинах их женственность. Кроме того, женственность этих женщин можно только вынюхать. Арабы создали первые духи, смешивая экстракты жасмина, розы и лилии, еще пять тысяч лет тому назад. Так и здесь, в Омане, производятся легендарные самые дорогие в мире духи «Amouage», составленные парижским парфюмером Ги Робером из ста двадцати эссенций, отобранных им из четырех тысяч. Весь Дубай пахнет, как парфюмерный магазин на Елисейских Полях. В моем представлении: у Вас был бы немного больший вырез в шиели и от Вас исходил бы аромат «Amouage».
От других женщин Вас только и отличали бы эти несколько миллиметров отсутствующего материала вокруг глаз. Возможно, и Вы тоже шли бы за своим мужчиной, но на расстоянии 30 сантиметров, а не полуметра. И на этом наверняка кончился бы для Вас доступный набор средств продемонстрировать свой феминизм. И я думаю, если бы Вы родились здесь, воспитывались и ходили бы в местную школу, Вам никогда не пришла бы в голову мысль о «несогласии».
Я не знаю, о чем думают эти женщины на сон грядущий. Но мне говорили, что я ошибаюсь, представляя, что засыпают они несчастными.
Наше представление об эмансипации и равенстве женщин известно здесь широко. Никто не запрещает женщинам в абайях читать переводы феминистских памфлетов Элис Шварцер. Если бы «Впрост» с Вашими фельетонами существовал на арабском языке, то нецензурированный журнал лежал бы на полке рядом с другими журналами во всех киосках. Женщины в абайях живут так, как живут, это их собственный выбор. Их подчиненность мужчинам, как мы ее воспринимаем, только видимость, а смирение с этой подчиненностью относится к числу основных способностей, которые требует от них их жизнь. Это идет от традиции, религии и от естественной убежденности, что такая модель жизни — самая лучшая. В том числе и для них самих. В стенах своего дома, когда вблизи нет чужих мужчин, а только муж, брат или отец, женщины снимают свои абайи и свои шиели и за чашечкой кофе обсуждают со своими мужьями на равных все, что касается семьи, которая в арабском мире — самое важное. Им не мешает то, что у их мужа есть еще три семьи с тремя женами, что они не знают номеров мобильников своих мужей и что им нельзя спросить, куда идет их муж сегодня вечером. Сегодня, в пятидесяти километрах от Дубая, на пляже в Джебель-Али, где полным-полно европейских женщин в бикини, я думал: если бы Вы жили здесь, Вы тоже считали бы такое их поведение порочным.
Но в одном Вы можете быть уверены: если бы Вы жили здесь, Ваш телефон не звонил бы по вечерам…
Сердечный привет,
ЯЛВ
Варшава, суббота
Пан Януш,
иногда у меня возникает впечатление, что многое Вы воспринимаете очень серьезно и слишком принципиально. Но это не упрек. К примеру, мой феминизм. Для Вас это идеология, а для меня стиль жизни. Моей жизни. Без шествий, речовок и ненужных манифестаций. Вы только подумайте, разве это не прекрасно, что мое восприятие мира уравновешивается профессией, которой я себя посвятила? И у Вас также, правда? Должно быть, поэтому я не верю, что женщины — не важно, где они живут, на Северном полюсе или в африканских трущобах, — не делятся друг с другом своими жизненными историями. Они делятся, но только в им одним известной кодировке. С помощью шифра, нам не понятного и который практически невозможно взломать.
Я пишу Вам и слушаю своего любимого Херберта Грёнемайера, который поет: «Am Strand des lebens ohne Grund, ohne Verstand ist nichts vergebens ich baue die Traume auf den Sand, Es ist ok Alles auf dem Weg Est ist Sonnenzeit unbeschwert und frei Der Mensch heisst Mensch» (На пляже жизни без причины, без рассудка, у всего есть цель, я строю мечты на песке. Все ОК. Все путем. Солнечное время, ненарушенное и свободное. Человек значит человек).
Вот именно. Я могу слушать Грёнемайера день и ночь, потому что душой и сердцем он для меня стопроцентный феминист. Der Mensch heist Mensch (Человек значит человек).
И пигмейка, и арабка, и та, которая еще не знает, что скоро и ей придется переосмыслить свою жизнь, раньше или позже каждая из них признается самой себе в том, кто она на самом деле. Феминистка или нет — не имеет значения. Главное — является ли она собой. Потому что эмансипация, на мой взгляд, основывается на признании за собой права мыслить по-своему. А первая ступень ее достижения — примирение с собственным «я». Кстати, знаете ли Вы, что именно арабские женщины больше всех в мире покупают роскошное французское белье? Феминистское. Заказывают ли они подвязки и пояса для чулок? Уверена, Вы знаете ответ и на этот вопрос.
Как тут не поверить в метафизику? Хотя я к этому отношусь проще, чем Вы, поскольку не рассматриваю ее с научной точки зрения. Вы вчера прислали мне электронное письмо из Эмиратов, а сегодня мне позвонили и пригласили на презентацию. Какую? Улыбаетесь? Вы, разумеется, угадали… Самых дорогих духов в мире — «Amouage».
Я перечитала Ваше письмо еще раз и могу сказать, что меня не раздражают повторяющиеся телефонные сценарии, и я могла бы написать не один, но меня выводит из себя пассивность героев, их неумение постоять за себя. И еще многоженство.
Я представила себе всех этих жен, которые, как героиня «Крестного отца», зажигают свечи в церкви, узнав, что их похотливые мужья спят с другими женщинами. Наконец-то у них будет покой. Они выспятся, не будут бояться очередной беременности, подумают… Хотя последнее может оказаться слишком опасным, не так ли?
Для их мужей.
С огромной симпатией и уважением.
Спокойной ночи,
МД
Джебель-Али, Объединенные Арабские Эмираты, воскресенье, день
Пани Малгожата,
я позволил себе вернуться в наших беседах к Вашему (и, напомню, моему также!) феминизму только потому, что, если смотреть на него из страны, в которой я сейчас нахожусь, он предстанет в совершенно иной оптике. Этой оптикой правят законы отражения от выпуклых зеркал. Вы ведь помните их из уроков физики? Если нет, то Вы наверняка вспомните детство, ярмарки с каруселями и комнатами смеха в цирковых повозках. Наше отражение в эллиптических зеркалах было таким уродливым, что вызывало смех. Мы смеялись над слишком короткими ногами, над гигантскими носами или неестественно большими, прямо-таки рыбьими глазами. Отраженные в таких зеркалах, мы сами казались себе смешными.
Иногда я думаю, а может быть, женщины в абайях и шиелях, мимо которых я прохожу на улицах Дубая, воспринимают феминизм и феминисток в виде смехотворных отражений в кривом зеркале? Не видят ли они в этом зеркале неестественно деформированных женщин со слишком большими головами и потому беспрестанно размышляющих о том, что у мужчин слишком много прав; со слишком большими глазами, чтобы они могли закрыть их на подлость мужчин; со слишком большими ушами, которыми они ясно слышат все эти утопические речи об окончательной эмансипации? Я этого наверняка не знаю, хотя «принципиально и серьезно» очень хотелось бы знать. Но я наверняка никогда об этом не узнаю, потому что здесь немыслимо, чтобы незнакомый мужчина вступил в разговор с женщиной в абайе.
