– Ваш бокал, миледи!
Потом все закрутилось в его голове, как колесо. Когда он вспоминал хронологию событий того вечера, они казались ему сном или… рассказом. Возможно, это и был рассказ, плод его больного воображения? Но рассказ этого вечера в устах Макса звучал бы так: «Тридцать сумасбродных, горячих, растрепанных голов гоготали, сталкивались, как бильярдные шары, перекатываясь с туловища на туловище. От духоты и спиртного плавились пластилиновые лица, теряя индивидуальные черты. Облака тяжелого дыма и мощной музыки поднимались к потолку и, отяжелев, плотной, душной и липкой сетью спускались вниз, вызывая тошноту.
– Воды! – приказала она низким хрипловатым голосом, отбрасывая с лица прядь медных волос. – Ты! – указала на одного из тридцати.
Тот напряг шею, как бык перед бандерильей тореадора, и в его глазах желтым огоньком засветилась ненависть. Он тяжело поднялся и, сопровождаемый взглядом ее расширенных черных зрачков, покорно вышел из комнаты. Двадцать девять других взглядов вскипели той же опасной желтизной, впиваясь в ее тело, как пираньи, с наслаждением вырывая из него самые вкусные куски. Она смеялась под выстрелами этих взглядов, как от щекотки. Длинные кудри, будто клубок сплетенных змей, дрожали на ее плечах.
Тот, кто пошел за водой, вернулся со стаканом в руках. Он поставил его на маленькое блюдце и протянул ей. Она улыбнулась. Ей хотелось развлечений. Или – опасности.
– Пей! – сказала она и больше не смотрела на него, а уже смеялась с кем-то другим, наверняка зная, что стакан опустеет через мгновение. Ее поза, взгляд, смех, каждое движение – все, что было в ней страстно-обольстительного, – разжигало в глазах других массу смешанных чувств: от отчаянного восторга до экстатической ярости. Тот, кто принес воду, продемонстрировал пустой стакан и посмотрел на нее тяжелым взглядом.
– Еще! – сказала она. И это короткое слово было для него хуже выстрела. Он вышел снова.
Тишина обрушилась с потолка и раздавила под собою остальных псов-рыцарей. Тишина длилась до тех пор, пока тот, что принес воду, вернулся во второй раз… Было слышно, как стучало его сердце. Он так же протянул ей стакан. И так же, как в прошлый раз, сам выпил воду, стараясь не смотреть на лица остальных. Он знал, что так поступил бы на его месте каждый из присутствующих. Но лучше бы он выпил расплавленное олово!
В третий раз она выплеснула воду на стекло за своей спиной, и по нему поплыли размытые ночные звезды…
– Ха! – затаили дыхание двадцать девять грудей.
– Ха! – подскочила дьяволица, метким ударом ноги в стол упредила быстрое движение нападающего – стол перевернулся и сделал ее недосягаемой. А тот уже не мог контролировать себя. Мутным взглядом обвел он присутствующих, в его руке блеснуло лезвие.
Легкой походкой подошла она на расстояние удара к ножу, который, как рыбка, плыл в сумерках, и поймала лезвие маленькой ладонью. Рыбка ныряла и сопротивлялась в ее на удивление крепкой руке. И наконец замерла. Тот, что принес воду, отступил, выпуская из пальцев рукоятку.
Она медленно раскрыла ладонь и стерла с нее кровь белоснежным носовым платком. Укрощенный нож упал на пол. Представление закончилось… И только где-то в глубине, на самом донышке ее пульсирующего зрачка вздрогнула и на мгновение пронзила мозг молния боли.
О, если бы было возможным сейчас запрячь черных коней и промчаться по ночному городу круша все на своем пути! Слушать у себя за спиной рев увешанного колокольчиками и лентами медведя, перекличку цыган, веселый звон бубнов и бус, от которого разлетаются на осколки окна обывателей, и звяканье тусклых бутылок со старым вином в тяжелых, плетенных из лозы корзинах!
Вот шальной кортеж влетает во двор старинного замка. И цветистая стая во главе с созданием, которое одновременно похоже и на ангела и на черта – женщиной в кожаной шляпе с широкими полями, – вмиг нарушает тихую заводь бала. Хрупкие блондинки прикрывают лицо пушистыми веерами, чтобы… скрыть зависть к той, которая может ВСЕ! Кавалеры, оберегая нравственность своих подруг, немедленно спроваживают их домой, чтобы… вернуться сюда уже без острых крахмальных воротничков.
Ха!
Прочь все, кто живет россказнями о крепости вина и поцелуев! Кто способен променять миг свободы на сто лет сытости!»
…Макс не помнил, как проводил Жанну домой, все смешалось в его голове – фантасмагория и реальность. Они целовались на лестнице как безумные и тогда же выжгли надпись на подоконнике «Макс + Жанна…»
А она, совсем юная, в тот же вечер поняла, что отныне наконец будет иметь на спине «свой» крест и никакого другого уже не будет.
Почему крест? Потому что теперь мысль о том, что один человек может принадлежать другому, больше не пугала ее – каждому судился СВОЙ крест, важно лишь отыскать его среди тысячи похожих.
Но все же Жанна чувствовала, что кто-то помогает ей в этой каждодневной работе, и сейчас уже точно знала, что это сестра пытается ухватиться хоть за краешек этого символического креста. Это порой выглядело трогательно, порой смешно, а порой – раздражало.
* * *
…Вечером сестры снова сидели на кухне, снова по очереди подогревали остывший ужин.
– Тебе не кажется, что у нас обеих – дежавю? – спросила Жанна.
– Это мне больше напоминает фильм «День сурка», – ответила Влада. – Помнишь, герой все время просыпается в одном и том же дне, идет одним и тем же путем, встречает тех же людей с теми же проблемами и вопросами?..
– Но в конце там все-таки что-то меняется…
– У нас тоже изменится. – Влада мечтательно подперла рукой подбородок. – И однажды утром мы проснемся и увидим за окном…
– …Небо в алмазах!
– Да! – серьезно отозвалась Влада. – Я в это верю.
В дверь позвонили, и сестры взволнованно переглянулись – у Макса был свой ключ.
– Я сама! – упредила Жанна сестру которая уже вскочила со своего места. – А тебе лучше уйти – ты же знаешь, Макс не любит посиделок на кухне.
– А я, может, феминистка, и мне все равно, что не любит твой муж! – буркнула Влада, но все же послушалась и пошла в свою комнату.
Макс ввалился в прихожую как мешок и сразу же начал медленно сползать по стене на пол. Жанна едва успела подхватить его и, ведя в комнату, пыталась понять: он крепко выпил или случилось нечто похуже. Макс упал на диван, прижимая к груди руку. Только сейчас Жанна заметила, что его лицо покрыто синяками, а запястье как-то неестественно вывернуто.
– Что случилось? – преодолевая ужас, спросила она.
– Ничего страшного, – сквозь зубы произнес он. – Меня избили – обычная история в нашем районе. Жаль только – сумку украли! Денег там не найдут, разве что рукопись. Надо будет утром пошарить по помойкам – должны выбросить…
Его лицо медленно покрывалось капельками холодного пота.
– Господи, у тебя, наверное, перелом! Я вызову «скорую»!
