Что бы сказал каноник Форестер, если бы его дочь маршировала по стране, потрясая лозунгами? Видимо, супруг Селесты – очень понимающий человек, если разрешает ей выставлять себя на посмешище. С другой стороны, женщинам вроде Селесты не нужно работать, чтобы прокормить семью. Они могут полностью посвятить себя увлечениям, не задумываясь о расходах… И все же что-то было не так, и Мэй беспокоилась. Судя по письму, Селеста прямо сама не своя.
Мэй еще раз перечитала строчки, посвященные активной деятельности Селесты, и устыдилась своего безмятежного существования. Она занимается хозяйством, делает работу по дому и благодарна правительству за назначенную пенсию – ведь ей надо растить Эллу. По воскресеньям она тихонько сидит на задней скамье старой приходской церкви в Незерстоу и пытается унять смятение в душе, ибо кошмарные сны не отступают. Мэй трудно лгать в письмах, скрывая истинные чувства по отношению к Элле и своему поступку, однако Элла уже стала слишком важной частью ее жизни, и теперь Мэй ни за что с ней не расстанется.
Странно – они обе, и Мэй, и Селеста, вскользь намекают на свои тревоги, но не находят смелости высказаться напрямую. Муки Мэй настолько горьки, что она никогда не опишет их на бумаге.
В довершение всего, у нее произошла стычка с Флорри Джессоп, которая однажды застала Мэй выходящей из банка.
– Среди нас не часто встретишь человека со сбережениями, – язвительно улыбнулась Флорри, с любопытством разглядывая банковскую книжку на дне корзинки Мэй.
Та почувствовала необходимость ответить.
– Мой муж погиб в море, и я получаю пенсию, – просто сказала она в надежде убраться подальше от этой толстухи, всюду сующей свой нос.
– Вон оно что! А мы-то все удивляемся, как вам удается так красиво одевать и себя, и ребеночка на скудное жалованье, что нам платят там, – ухмыльнулась Флорри, кивнув головой в сторону Соборного двора, а затем смерив взглядом нарядное черное пальто Мэй.
Мэй покоробило это «мы». Ей очень не хотелось, чтобы она и Элла служили предметом местных сплетен.
– Элле приходят посылки из Америки, – попыталась объяснить она.
– Стало быть, у вас там родственники? Это через них вы получили место? Знаю, вы убираетесь в доме у каноника. Говорят, Летти Фейген не очень-то обрадовалась, когда каноник Форестер взял вас на ее место. Скажу вам по секрету, душенька: у нас тут не принято получать работу таким способом. Теперь люди думают, что Летти плохо справлялась.
Мэй вспыхнула.
– По правде говоря, в доме было не слишком чисто, когда я пришла туда в первый раз. Я думала, у каноника никто не убирает.
– А что вообще такие, как вы, делают в доме у таких, как он? – Флорри буквально вросла в землю, преграждая Мэй дорогу.
– Я знакома с дочерью каноника, – произнесла Мэй и прикусила губу. Большая ошибка!
– Так она же в Америке, замужем за какой-то шишкой. Она была на «Титанике». Вы-то ее откуда знаете?
– Познакомились в церкви… это долгая история.
Мэй попыталась повернуть коляску в сторону, но Флорри стояла как скала.
– Странно, что вы вообще утруждаете себя работой. С этакими-то связями, да еще и пенсией!
Теперь от поединка не уйти. Каким образом Мэй может защитить себя?
– Все совсем не так. Мне нравится моя работа. У нас с дочерью никого нет, я должна зарабатывать.
Мэй опять собралась было уйти, однако Флорри схватила ее за руку.
– Не так быстро, голубушка. Я слыхала про вас другое. Вы отказались вступить в «Кооперативную гильдию».
– С чего вы взяли? – Мэй хотелось убежать, скрыться от обвинений. – Когда я выхожу из дома, нужно, чтобы кто-то присматривал за ребенком, а это стоит денег или ответных услуг, – резко сказала она.
– Примите бесплатный совет, миссис Смит – если, конечно, это ваша настоящая фамилия. В Личфилде есть город и есть церковь. Выбирайте: либо Соборный двор, либо Рыночная площадь. Не годится стоять правой ногой в одном лагере, а левой – в другом. Либо вы – одна из нас, либо – одна из них.
Мэй начала злиться.
– Я не местная. Моя родина – Ланкашир, и я не намерена принимать чью-либо сторону!
Флорри моментально поймала ее на слове.
– Вот как? И что же привело вас с севера в такую даль?
– Я овдовела, – сквозь зубы процедила Мэй. – Женщине не запрещается сменить обстановку после смерти мужа.
Флорри слегка отпрянула, услышав горький ответ, однако не проявила ни малейшего сочувствия.
– Извините, конечно, а все ж таки мы тут подумали, что если вы и вдова, то не такая, как другие.
– Что вы имеете в виду? – Мэй в упор посмотрела на Флорри, на мгновение застигнув ее врасплох.
– Ну, может быть, кто-нибудь… устроил вас с младенцем, гм, в тихом местечке, где вас никто не побеспокоит… Вдобавок обеспечил денежками…
На щеках Флорри от возбуждения загорелись алые пятна.
– Как вы смеете! Джозеф был моим мужем, мы еще с детских лет любили друг друга! С его смерти прошел всего год… – Глаза Мэй наполнились слезами.
– Эй, не кипятитесь. Я вовсе не хотела вас обидеть, но вы и вправду держитесь особняком. Люди всегда интересуются новыми соседями.
– Что вам за дело, кто я такая? – выпалила Мэй. – Позвольте пройти, мне еще нужно сделать покупки.
– Вот смотрю я и думаю: есть в вас что-то странное, какая-то загадка. Не волнуйтесь, милочка, я все разнюхаю и докопаюсь до правды. Ишь ты, пенсия за мужа!
Флорри с ядовитым смехом удалилась, а Мэй обмякла. Вот тебе и «тихое местечко». Меньше всего ей нужны сплетни, гуляющие среди персонала колледжа. Черт тебя подери, Флорри! – мысленно выругалась Мэй. – Только у меня начало все устраиваться, как ты все испортила. К счастью, все это время Элла спокойно проспала в коляске. Пускай себе думают что хотят; из нее они ничего не вытащат. Пожалуй, пора подыскивать другую работу. Почему ее не оставят в покое? Отвечать на вопросы досужих кумушек вроде Флорри необязательно, и все же отныне она должна быть начеку.
Да, верно, Мэй ни с кем близко не сошлась в Личфилде. Работа и ребенок отнимают все ее время, она сильно устает, а кроме того, до сих пор плохо спит по ночам. Ее единственная подруга живет за океаном, и даже с ней что-то происходит. Можно ли назвать настоящей дружбой отношения, в которых вы не встречаетесь, и случай лишь раз свел вас вместе в чрезвычайных обстоятельствах? Тем не менее эта связь отчего-то служит Мэй утешением и придает сил, в письмах к Селесте она может излить свои чувства, поделиться мыслями. Такая леди, как Селеста, не стала бы продолжать переписку, если бы ей это не нравилось. Жаль, что Мэй по-прежнему не осмеливается открыть правду об Элле. Может, после этого ее перестанут мучить ночные кошмары? Однако подобная правда тяжела для любого человека, даже для близкой подруги. Мэй вздохнула: она лгунья, похитительница и притворщица, но ее решение в тот момент было единственно верным.
