– А ты же не завтракала, хочешь сейчас позавтракать? Ну и что, что вечер, все равно, – каша овсяная, омлет, булочка с маслом, – сказала Алена.
Никто меня не понимает. Как я могу есть, когда Марфа в тюрьме?… Вкусная Аленина каша, вкусный Аленин омлет… пока Марфа в тюрьме, я вообще не смогу есть ничего вкусного, для удовольствия, только для поддержания организма. Что мне делать?… Что мне делать, что мне делать, что мне делать?! Набрать в Яндексе вопрос «что мне делать?»? А если не найдется ответ, то в Гугле.
…А ведь я всегда думала, что если вести себя хорошо, то ничего плохого не случится. ЕСЛИ ВЕСТИ СЕБЯ ХОРОШО, ТО НИЧЕГО ПЛОХОГО НЕ СЛУЧИТСЯ. Конечно, я не имела в виду болезни или трагические случайности. Я имела в виду свои собственные уютные договоренности с мирозданием: я веду себя хорошо – хорошо учусь, выполняю все правила, а мироздание взамен хочет добра персонально мне – не случится ничего плохого. Ну, и само собой, не случится слов, которых не может быть в моей жизни – «арест», «предварительное заключение», даже слова «адвокат» не случится. Кажется, чего уж такого особенного я хотела?! А вот!.. Никто не получает всего, что хочет, даже я, принцесса мира. Оказывается, с каждым может случиться страшная незаслуженная беда, – взять того же графа Монте-Кристо… Но если граф Монте-Кристо, то есть Эдмон Дантес, – так почему не мы, не я?
Потому что! Потому что я не Эдмон Дантес! Не бедный моряк! Это я! Я у себя дома, это мой город! Мой Невский, мой Дом книги, я в этом городе как хозяйка у себя на кухне, по книгам моего деда и отца учатся студенты, моя бабушка лечила людей в блокаду, в мою маму был влюблен Довлатов, мой папа дружил с Бродским, я сидела на коленях у Ахматовой (в детстве я говорила «меня нельзя шлепать, у меня мемориальная попа!»), мои книги в витринах книжных магазинов, я часть культурного слоя, я защищена своим Питером, – меня нельзя шлепать! – С НАМИ ТАК НЕЛЬЗЯ! С НАМИ ТАКОГО НЕ БЫВАЕТ, с нами не бывает ГУУРМВДФСБФСКН!.. И не надо вспоминать Ахматову в тюремных очередях, то была общая беда, а это – подлое обвинение в продаже наркотиков!..Все это звучало напыщенно и глупо, я ни за что не смогла бы произнести это вслух. Но я ведь и не говорила это вслух, я мысленно произносила свою пламенную речь под одеялом. И очень сильно болело слева, где сердце.
– Очень болит слева, где сердце, – высунувшись из-под одеяла, сказала я, и все куда-то поплыло, и уплыло совсем, и последняя мысль была «вот и хорошо, вот и до свидания, не навсегда, конечно, а на время».
Когда я открыла глаза, передо мной были все те же плюс бригада «скорой помощи». А я была опутана проводами. У Никиты есть телефон специальной «скорой помощи», которая приезжает через пять минут в любую точку города, – как им удается проехать по пробкам?
Я, конечно, рассчитывала на инфаркт. Инфаркт – лучший выход из положения. Я стала бы центром внимания, любви и доброты: горестно сосредоточенные лица моих прекрасных друзей, люди в белых халатах несут меня на носилках. Я бы лежала в больнице, – койка у окна, цветы, компот, хорошие новости с пяти до семи, – больному после инфаркта нужен покой. А к моему полному выздоровлению все бы уже стало хорошо: Андрей с Муркой и Марфой забрали бы меня домой, и дома я бы съела Аленину паровую котлету.
Врач «скорой помощи» сказал, что моя кардиограмма как у космонавта. Потом, позже, когда страшное все не кончалось и не кончалось, я много раз думала «нужно было бороться за себя, настаивать на инфаркте», но хорошие мысли всегда приходят потом.
…Андрею нужны его рабочие документы. Оказывается, он по телефону продиктовал Илье список, какие папки со стола нужно взять.
– Почему он звонил тебе, а не мне? – ревниво спросил Никита.
– Андрей сказал: пока мы ничего не понимаем в этой истории, он не будет выходить с тобой на связь, чтобы не подвести тебя, – транслировал Илья. И от себя добавил: – Ты же у нас чиновник федерального значения. Это твоя страна, начальник, гордись.
– При чем здесь страна? Это не политическое преследование, это просто недоразумение, в любой стране может быть, – оправдывался Никита.
– Ни в одной стране! Такого не может быть! Когда лучшего в мире человека преследуют ни за что ни про что! – сказала Ирка.
– Такое может быть в другой стране. Такое во Франции может быть, – примирительно сказала Алена. – Графа Монте-Кристо преследовали ни за что ни про что. Его преследовал рок.
Граф Монте-Кристо? Когда люди в детстве читали одни и те же книги (моя в потрепанной зеленой обложке), у них возникает одинаковый ассоциативный ряд.
…Собрали с письменного стола папки по списку. Зачем Андрей диктовал, какие ему нужны папки, если ему нужны все папки? Илья забрал старый портфель, на всякий случай, вдруг Андрею что-нибудь из этого портфеля понадобится или вдруг будет еще один обыск. В портфеле наше свидетельство о браке, книга о рыбалке, Муркин рисунок, корявое деревце с надписью «я тибя лублу Мура», МРТ головного мозга Андрея – стратегически важная информация.
Все ушли, Мурка легла спать. Поставила будильник на четыре утра – боится проспать очередь в Кресты. Собирается проснуться в три, чтобы не вставать по будильнику в четыре.
Я осталась одна, с Таксом на руках. В кабинете Андрея идеальный порядок, – когда Алена с Иркой успели убрать квартиру? – на письменном столе ни одной бумажки. Никогда у него не было такого чистого стола.
Лучше бы у меня был инфаркт, два инфаркта, чем смотреть на его пустой стол. Мне это очень больно, думаю, инфаркт не так больно.
Такое противоречивое состояние организма: организм тошнит от ужаса, он курит без конца и весь дрожит, но по привычке продолжает извлекать из окружающего мира смешное, как пчеловод откачивает из сотов мед. МРТ головного мозга я попросила Андрея сделать после одного происшествия: Муркина подружка оставила меня со своим годовалым ребенком, а я, в свою очередь, оставила Андрея с ее ребенком, – я уже и забыла, что годовалые мальчики такие подвижные. Когда мы с Муркиной подружкой одновременно вернулись домой, малыш был очень счастлив (они с Андреем построили целый город из винных пробок) и с ног до головы измазан моей косметикой – тушью и помадой.
– Мы строили башню, и вдруг он убежал, а потом пришел вот такой, – сокрушенно сказал Андрей.
– Ребенок был где-то в квартире без присмотра?!..А ты, что ты делал?!
– Играл. Строил башню, – объяснил Андрей.
– Играл? Строил башню? Сделай МРТ головного мозга, – предложила я.
А теперь в доме нет его МРТ. Если к нам еще раз придут с обыском, мы будем потирать руки и думать: «Ищете МРТ головного мозга Андрея?… Не найдете, ха-ха-ха, мы его вывезли».
Последние исследования показывают, что мой папа был прав, когда не разрешал мне в детстве плакать: слезы не облегчают удрученное состояние, а, наоборот, ухудшают. Я не умею плакать наружу, слезы текут внутри меня. Сейчас я вся состою из слез и сигарет.
Воскресенье, 30 марта
Надо врать по телефону
День начался как сериал: новая серия начинается с последней сцены предыдущей. Проснулась от суеты в квартире, а мои прекрасные друзья уже тут, сидят на кухне вчетвером. Я слышала, как Илья говорит «я ей не доверяю», Никита сопит, Алена гремит сковородкой, как Ирка отвечает «Илья прав, нужно забрать».
