Она стоит на крыльце и понимает: ноге легче, на нее уже можно наступать, стоять двумя ступнями, Нина поднимает глаза. Звезды. И странный холод от них. На лицо тихо сыплет послевоенный снег, ледяной, спокойный, немного влажный. Значит, не надо больше плакать – лицо и так уже мокрое, значит, все уже хорошо.
ПРИГОДНОЕ ДЛЯ ЖИЛЬЯ
Лопату пришлось украсть. Это была уже вторая, первая, со скитского огорода, сломалась после нескольких сильных ударов. Возвращаться в скит было далеко, и мальчик поспешил к дачам.
Рассмотрел в щель крайний участок, явно жилой – возле дома на веревке сушилось белье. Но на самом участке сейчас никого не было. Сарай располагался очень удобно, недалеко от дорожки, ведущей к забору. Он встал на высокую кучу песка, высыпанную возле калитки, легко перемахнул через забор и бесшумно скользнул к сараю. Лопата – заслуженная, с истертой до блеска деревянной ручкой, серебристым сияющим штыком, стояла прислоненная к стене, точно нарочно поджидая его. Было по-прежнему тихо, и он не выдержал, заглянул внутрь, в полутьму – здесь стояли грабли, тяпки, ведра, на стене висели инструменты, правее на низком верстачке в ржавой консервной банке лежали новенькие гвозди. Он вынул сколько уместилось в руке, ссыпал в карман. Вернулся к забору, перебросил лопату, влез на вишню – она неприятно захрустела, – спрыгнул вниз. Гвозди остро и холодно царапали бедро, он придерживал их свободной рукой.
Только тут хозяйский пес, до этого где-то вяло дремавший, очнулся, бросился к забору, сипло, резко лая. Но мальчик был уже в лесу. Даже не побежал. Просто ускорился, предельно. Вся операция заняла не больше трех минут.
Но земля оказалась твердая, как асфальт. Вся проросшая корнями, она не копалась. Мальчик налегал на лопату всей тяжестью, вдавливая в почву острие штыка, корни трещали, но потом он приноровился и рубил их с плеча, по ходу дела и червяков. Обнажил гнездо каких-то подземных крылатых мошек, которые так и взвились черным облаком, ударяясь в лицо, глаза, на несколько мгновений он крепко зажмурился, но и не подумал прекращать работу.
Земля была темно-серой и совсем сухой, хотя вчера вечером сыпал дождь. Но, видно, только побрызгал. В отчаянии мальчик даже помочился, чтобы хоть немного размягчить грунт. И тут же понял, что совершил глупость. Толку – ноль, зато запах. Пришлось немного сдвинуться в сторону и начать очищать там.
Чрез полтора часа работы появились первые результаты. Площадка со снятым дерном. Дерн он поначалу старался снимать так, как было написано в инструкции – широкими полосами, но ничего не вышло, полосы рассыпались, крошились, и он стал копать как придется. Длину померил по себе – вытянулся прямо на земле, вжал кроссовком вмятину, над головой, возле затылка воткнул ветку. Добавил сантиметров тридцать – в расчете на стены и на то, что за зиму он еще подрастет. Ширину определил наугад – вышло примерно два на полтора метра.
Пора было рыть котлован, но времени уже не оставалось. Лучше все-таки было не опаздывать на скитский обед.
Скит оказался везением, невероятным! Он не рассчитывал, он давно придумал сложную, многосоставную легенду и в ближайшее время уже собирался начать выдавать ее порциями, примерно к предпоследней он должен был получить свободу передвижений на несколько дней. Но сегодня сразу после завтрака отец Адриан, длинноносый, худой, весь какой-то изможденный слабым голосом объявил им, что есть работа не только в монастыре, но и в скиту – кто желает пожить и потрудиться во славу Божию там? Условия, конечно, будут похуже, скит открылся недавно, спать придется на полу, вставать чуть свет, зато и времени на отдых появится больше. До этого мальчик работал на монастырском огороде – оттуда было не вырваться, приехавшая с ними Галина зорко следила, чтоб они не болтали зря и не делали слишком длинных перерывов. Услышав про время на отдых, мальчик решил рискнуть.
Кроме него в скит поехали еще Димка с Витькой, они были года на два младше и ходили не разлей вода. Димка был негритенком, быстрым, нервным, очень музыкальным, мог высвистеть любую мелодию; Витька – белобрысым, гугнивым, слегка тормознутым, зато хорошо понимал и чувствовал животных, в детдоме он отвечал за живой уголок. В Димкином уголке жили ежик, кот, два хомяка и очень умная белая крыса с розовыми ноздрями, мальчик иногда играл с ней. Несмотря на непохожесть, Витька с Димкой отлично ладили, на все вопросы отвечали чуть не хором, даже кликуху заработали общую – Близнецы. Мальчик держался от них, как и от всех в детдоме, на расстоянии.
Скит располагался в пяти километрах от монастыря – отец Адриан посадил их в «уазик» и довез. Последний километр ехали по едва видной лесной дороге, враскачку. Наконец показались ка-кие-то постройки, затерявшиеся прямо в густом ельнике без всяких ограждений. Мальчик разглядел два дома. Первый был каменный, двухэтажный, похожий на тот, в котором они жили раньше с матерью, второй располагался напротив – деревянный, серый, в остатках синей краски, с высокими окнами и просторной верандой – из-за веранды домик сильно смахивал на дачный.
Эти два дома и были скит. Ребята выскочили из «уазика», пошли вслед за отцом Адрианом к домам. У крыльца дачного росли два пышных куста, усыпанные мелкими красными розочками. «Здесь, видно, отдыхают», – решил мальчик про себя, разглядывая домик: на веранде его стоял просторный стол, скамейки и кожаное, явно неотсюда, бежевое кресло, в темных заплатах и с порванным подлокотником. Чуть поодаль мальчик заметил и низкую, как игрушечную, деревянную церковь с аккуратным, обитым железом куполком. За церковью начинались, кажется, хозяйственные постройки – какие-то сараюшки, навесы и даже старый желтый фургон без колес, в таких в его раннем детстве жили на стройках рабочие.
Со стороны этих построек к ним и пришел сумрачный, заросший черной густой бородой по самые глаза отец Лонгин. Монашеская скуфейка была натянута на самые брови. Отец Лонгин поздоровался с отцом Адрианом, они поклонились друг другу в землю, им он только кивнул и больше на них не глядел. Близнецы уже нашли местного котенка и играли с ним, мальчик присел на крыльцо. Отец Андрей и отец Лонгин тихо обсуждали что-то, отойдя к самому «уазику», один раз отец Лонгин резко рубанул рукой во время разговора. Сердце у мальчика сжалось – страшный! Злой!
Но едва отец Адриан завел мотор и уехал, отец Лонгин заговорил с ними совсем нестрашно, чуть напевая и не по-местному окая:
– Ну что, работнички? Работы-то у нас непочатый край. Этой весной ведь только переселились!.. Насельников тут шестеро, включая кота с козой, – отец Лонгин замолчал, точно давая им время это обдумать. И вдруг сверкнул на них до того опущенными глазами и добавил уже без всякой напевности, четко и твердо:
– Да только много работать на каникулах – грех! Большой. Каникулы даются для крепкого сна и долгих прогулок. Это и старцы святые писали…
Отец Лонгин нахмурился, но не выдержал и внезапно ласково усмехнулся в бороду. Поднял брови и потешно завращал глазами. Димка с Витькой так и прыснули, а мальчик замер: не может быть. Почему же он показался ему злым? И совсем он еще молодой, этот Лонгин!
