К счастью, за ночь я сумела разыскать у себя заметки Эмбергрис Билк, однако они только меня озадачили, поскольку актриса с чего-то решила, будто место действия «Листьев» – Стокгольм. Неужели Эмбергрис не в курсе, думала я, что Джордж очень хочет видеть Гедду на Гавайях – на той самой яхте, которую «Гринлайт продакшнз» арендовала за бешеные бабки для съемок психоделического блокбастера «Дракон Пых», или как там называлась у них в проекте эта киношка… Что, если теперь Джордж решит, будто это я обратила Эмбергрис Билк в свою веру и уговорила перенести место действия в Норвегию, а уж она решила в целях конспирации поменять Норвегию на Швецию?.. А-а, ладно!.. Надо попросить Хло купить бутылочку «Пиммза»
[77]
, иначе я просто не представляю, как я переживу День спорта – особенно если до завтра температура не поднимется.
Ха-а-а! СМС от Рокстера:
<Хотел уточнить, мы сегодня ужинаем вместе?
Ужинаем вместе? Сегодня?! Странно, когда это мы договаривались об ужине? Черт, как раз сегодня вечером мне не на кого оставить детей и… И вообще, у меня совещание!
15:00. Совещание прошло кошмарно. Саффи оказалась новой сценаристкой – двадцатишестилетней сопливой девчонкой, которая только что написала пилотный сценарий под названием «Девчонки встречаются с Убийцами в Игре престолов»
[78]
, который, конечно же, «вот-вот возьмет в работу» канал Эйч-би-оу
[79]
. «Ага, сначала возьмет, потом плеваться будет», – злорадно подумала я совсем не по-буддистски, но, думаю, с моей стороны это было вполне простительно, поскольку я в своем черном платье, белом блейзере и с «вшивым домиком» на голове чувствовала себя не самым комфортным образом: во-первых, мне пришлось сесть, а во-вторых, я умудрилась поставить стул на собственную сумочку, в которой лежала подаренная Билли на Вечере африканских барабанов «подушка-пердушка» (о чем я, разумеется, не подозревала). Подушка сработала, причем довольно громко, но никто не рассмеялся, за исключением Иможен.
Совещание открыла Саффи. Положив перед собой раскрытый сценарий, она сказала:
– Быть может, я ошибаюсь, но разве «Габблер» пишется с двумя «б»? И потом, мне всегда казалось, что эту пьесу написал Ибсен, а не Чехов… Поправьте меня, если я не права, но…
Все взгляды обратились ко мне, и я пробормотала давно заготовленную фразу насчет «интеллектуальной иронии, направленной против псевдоинтеллектуалов и проч.». Про себя я думала, как хорошо было бы поужинать сегодня с Рокстером и вместе посмеяться над возникшей ситуацией. Я даже составила в уме ответ на его СМС – что-то вроде «А я и не знала, что мы сегодня ужинаем!», – но потом мне показалось, что это может прозвучать немного стервозненько, поэтому как только всеобщее внимание обратилось к дебильным умопостроениям Саффи относительно того, как следует ПРАВИЛЬНО изуродовать мой oeuvre
[80]
, я потихоньку отправила Рокстеру такой текст:
<Может, у меня? В программе лоранский пирог с курицей.
<С курицей? Мм-м-м! Обожаааааааю! В половине девятого, о'кей?
Я, впрочем, уже пожалела, что написала про пирог с курицей, поскольку никакой курицы у меня не было, как не было подходящей формы для выпекания. Да и муки́, кажется, тоже не было. Вдобавок я подозревала, что мне пора сделать эпиляцию, но проверить, насколько назрела эта необходимость, я в данный момент просто не могла. Сидячее положение, которое я приняла, придя на совещание, доставляло мне несказанные мучения, поэтому я не решилась участвовать в дурацкой дискуссии о том, что лучше, Стокгольм или Гавайи, а просто сказала, мол, пусть Саффи «напишет и представит нам черновой вариант», ну а мы «посмотрим, как это будет выглядеть на бумаге».
Не знаю, как долго продолжалась бы эта физическая и интеллектуальная пытка, но, к счастью, Джорджу пора было бежать, чтобы успеть на самолет до Альбукерке.
19:30. Уф-ф!.. После совещания я помчалась домой, успев купить по дороге целую гору красных и зеленых перцев (желтых не оказалось) и куриный пирог (не лоранский, а валлийский, причем ужасно дорогой). Потом помчалась за детьми и почти не опоздала. Когда мы уже ехали домой, Билли неожиданно сказал:
– Знаешь что, мам?..
– Что? – рассеянно отозвалась я, пытаясь разминуться с велосипедистом, который выскочил на дорогу прямо перед нами.
– В воскресенье будет День отца
[81]
. Мы все рисовали поздравительные открытки.
– Мы тоже, – включилась Мейбл.
Как только представилась такая возможность, я свернула к бордюру и заглушила двигатель, потом с силой провела руками по лицу, потерла глаза и повернулась к детям.
– А можно мне… посмотреть ваши открытки?
Дети дружно полезли в рюкзачки. Мейбл нарисовала семью – папу, маму, маленькую девочку и мальчика. Картинка Билли представляла собой сердце, внутри которого мальчик играл с отцом. Подпись под сердечком гласила «Папочке!».
– Можно мы пошлем их папе? – спросила Мейбл.
Дома я сразу вытащила все фотографии, где дети были сняты с отцом. Вот Билли и Марк стоят рядом – в почти одинаковых костюмах и с одинаковым выражением лиц. Даже позы были у них одинаковыми: одна рука опущена, другая – в кармане брюк. А вот Марк с Мейбл на руках – она здесь совсем маленькая, как игрушка, в трогательном розовом комбинезончике. Наверное, еще и месяца нет… Я показывала детям фото, рассказывала им об отце и чувствовала – Марк видит нас, видит, что́ мы делаем, и продолжает любить.
Потом я достала конверты, мы вложили туда открытки и вышли на улицу, чтобы бросить в почтовый ящик. «Космос. Рай. Папочке» – такой адрес Мейбл попросила меня написать на ее конверте, – и к ощущению вины, которую я испытывала перед детьми, добавилось чувство вины перед почтальоном.
По пути домой Билли вдруг сказал:
– Хорошо бы у нас была нормальная семья. Как у тети Ребекки.
– У нее не нормальная семья, – возразила я. – Она просто…
– Ну да!.. – недоверчиво возразил сын. – Финн играет в «Икс-бокс» всю неделю, не только в выходные.
– А можно нам сейчас посмотреть «Губку-Боба»? – немедленно спросила Мейбл, и я невольно подумала, как тонко моя маленькая дочь угадывает мое настроение.
