«Это она, – назойливыми молоточками стучало в мозгу. – Она… Санди! В нее вселяется зверь, дикая пустынная кошка, которая внезапно просыпается и пускает в ход отравленный коготь. Но зачем ей убивать меня? Нет… это не она. Зачем ей писать дурацкие письма? Или все же она?»
Борьба с самим собой, со своими подозрениями и ужасом надвигающейся смерти изнуряла Мурата, изматывала его, лишала самообладания. Он позвонил на работу и сказал, что увольняется. Страх накрыл его с головой, как штормовая волна. Он боялся находиться в квартире, но еще больше боялся выйти на улицу. Сфинкс мог подкрасться к нему в любой момент и в любом месте – в лифте, в магазине, в троллейбусе, маршрутке или метро, просто подойти на улице и всадить ядовитое жало. Загадки он посылает для отвода глаз… Никто никогда не найдет на них ответа. Потому что его просто нет!
Санди наблюдала за стремительным превращением беззаботного молодого красавца в невротика, который потерял сон, аппетит и потенцию. Он вздрагивал от каждого шороха, движения за дверью, от каждого телефонного звонка.
– Мне кажется, Сфинксу не придется тебя убивать! – рассвирепела она. – Ты умрешь сам, испортишь ему всю малину. Встряхнись же! Мужчина ты или жалкий хлюпик?
Она не говорила Мурату про Домнина и полученное им послание. Тот, по крайней мере, ведет себя достойно, а мальчик полностью расклеился. Так он, пожалуй, умом тронется.
Глава 24
Матвей был уверен, что Астре скоро надоест самодеятельное расследование и она откажется от этой идеи. Но та упорно двигалась вперед и увлекала его за собой. Он то и дело ловил себя на мыслях о Власе Никонове, о художнике Домнине и его коварной мачехе, о семейной драме Инги Теплинской, невольно обдумывал странные загадки, которые неизвестный преступник посылал будущим жертвам.
– Зло бросает нам вызов, – говорила Астра. – Я его принимаю. А ты?
Он вспомнил, как повез Санди выбирать наряд взамен залитого вином платья, как она откровенно и умело заигрывала с ним, проверяя силу своих чар. Он тоже был не промах – позволил ей втянуться в эту игру, чтобы потом… Да-да, он прикидывался влюбленным, чтобы выполнить задание Астры: удостовериться, есть на теле соблазнительницы татуировка в виде бабочки-бражника или нет. И ему это удалось.
Когда Санди скрылась в примерочной с платьем в руках, он схватил миниатюрную сумочку в тон выбранного ею наряда и поспешил следом. Красавица сняла свою одежду, оставаясь в одном белье, встала перед зеркалом, прикидывая, к лицу ли ей коралловый цвет… и тут увидела сзади незадачливого коллекционера. Роскошная фигура женщины, во весь рост отраженная в зеркале, повергла его в восхищенное оцепенение. Санди наслаждалась произведенным эффектом. Покорять мужчин – было ее призванием, ее главной ролью в пьесе под названием «Жизнь». Могла ли она отказать себе в удовольствии испить до дна чашу своего триумфа? Ее щеки порозовели, губы приоткрылись, а горло исторгло томный вздох…
Мужчина впился взглядом в бабочку, искусно изображенную рукой татуировщика над золотом ее лобка, скрытого крошечным треугольником кружевных трусиков. Пламенеющий на брюшке бабочки череп словно предупреждал: опасно, смерть!
– Вот… – пересохшими губами вымолвил господин Карелин. – Сумочка… вам нравится? Возьмем?
Он не сводил глаз с ее гладкого тела: пленительные розовые и кремовые полутона ее нежной кожи ласкали глаз. Она милостиво полуобернулась, царственно кивнула, словно вавилонская царица Семирамида, увенчанная короной волос, отливающих бронзой и медью. Ради такого зрелища не стоило жалеть денег, и Матвей сразу забыл об астрономической цифре на ценнике. Хорошо, что у него с собой не только наличные, но и карточка. Даже если Семирамида соблаговолит прикупить что-нибудь еще – например, туфельки или шарфик, – он исполнит ее прихоть.
Они вышли из бутика, оба довольные, достигшие цели. Санди – с обновками; Матвей – с чувством выполненного долга. Она не догадывалась, что дорогие вещи подарены, в сущности, не ей, а другой женщине, далеко не такой ослепительной, зато столь же далеко превосходящей ее своим необъяснимым очарованием. Ни на секунду пряная эротическая аура прекрасной вдовы не затмила милый образ Астры, его «невесты», которая, казалось, не вызывала у него никаких любовных чувств.
Карелин откровенно любовался прелестями Александрины, но точно так же он любовался бы роскошным автомобилем, редким по величине и огранке бриллиантом или музейной статуей, не испытывая ни малейшего желания приобрести их для себя. Бриллиант, который уместен на выставочной витрине, будет выглядеть нелепо на лацкане пиджака. Точно так же, как нелепо смотрелся бы изящный скоростной «феррари» на колдобинах проселочной дороги, а подлинная мраморная Венера в гостиной городской квартиры. Всему свое место и свое предназначение.
Такие блестящие распущенные женщины, как Санди, отталкивали Матвея. Эти ядовитые тропические цветы отравляют душу, опустошают сердце. Они радуют взор издалека, но вблизи с ними невозможно дышать.
В машине он заговорил о Кнопфе, о голове Медузы и о реальности сновидений.
– Вы верите в вещие сны? – спрашивал он надменную спутницу. – Это я сплю и вы мне снитесь? Или вы видите меня во сне?
Она смеялась, потряхивая мягкими душистыми локонами.
– Весь наш мир – всего лишь сладостный кошмар! – отвечала Санди. – Вопрос в том, зачем вы здесь? Чтобы любить или чтобы ненавидеть?
Заговорить с ней о Теплинском Матвей счел неуместным. Допустим, у нее нет алиби. Это не доказывает ее вину.
Он расстался с Семирамидой с благодарностью, но без сожаления. Так покидаешь раззолоченный дворец ради возвращения в теплый уютный дом.
Дома его ждала Астра. Она показала ему свой портрет, написанный Домниным. Матвей долго молчал.
– Ты… разболтала ему про зеркало? – хрипло спросил он, очнувшись от наваждения. – Про свечи?
– Не говорила ни слова.
– Но… откуда же… как он узнал? Может быть, твой отец просветил художника насчет твоих пристрастий?
– Папа не видел зеркала. В любом случае вряд ли он стал бы разглагольствовать обо мне с посторонним человеком.
– Ты его спрашивала?
– Не вижу необходимости. Домнин гениален, он обладает даром предвидения, понимаешь? Исходя из этого, я по-новому осмыслила портрет Инги. Что, если художник невольно выступил обвинителем? Он изобразил Ингу с мертвой головой мужа в руках. Он прямо указывает на нее! Теплинский изменял жене, которая посвятила ему всю себя, и она решила наказать предателя. Он интуитивно выбрал для ее портрета образ Юдифи как аллегорию правосудия. Женщина вершит суд над мужчиной, который должен искупить свой проступок смертью.
– Если Инга собиралась убить супруга, зачем ей было обращаться за помощью ко мне, потом соглашаться на мое предложение привлечь к расследованию тебя и даже выложить солидную сумму денег? – недоумевал Матвей.
– Она знает, за что платит. Смерть Никонова подала ей идею воспользоваться чьим-то замыслом и тем отвлечь от себя внимание. Кто станет подозревать безутешную вдову, которая заранее взялась за поиски убийцы? Правда, Михаила Андреевича это не спасло, но зато выставило Ингу в выгодном свете. У нее нет алиби на момент смерти мужа: некому подтвердить, что она сидела дома и изнывала от страха за его жизнь. Чего ей стоило переодеться, загримироваться и отправиться в подмосковный городок на встречу политика с избирателями, затесаться в толпу…
