Мейл из Варшавы: Меня удивила, если не сказать взбесила, безвольность вашей героини. Как это возможно, чтобы такая женщина решила остаться с тем, с кем ей никак? Зачем нужен этот стереотип? Неужели Вы не видите вокруг поколения молодых женщин, имеющих смелость быть смелыми? То же самое и в любви.
Мейл из Франкфурта: Мне защищаться? Я знаю несколько образованных, прекрасных женщин, которые, несмотря на то что им «вообще-то никак» и «уже давно потух очаг», продолжают оставаться в семье, потому что им уже за 35 и рады тому, что у них вообще есть этот очаг. «Огонь» они оставляют себе на дом отдыха, книги или чаты в Сети. Возможно, я сплющил этот финал. Кроме того, «смелость быть смелыми» имеет свою цену. В Сувалках, где большинство женщин уже отчаялись найти работу, она несравненно выше, чем в Варшаве среди сотрудниц западных фирм. Но и эти тоже могут не отважиться. Потому что надо в одночасье все поставить на карту. И речь здесь не только о супружеском обете, а о кредитах, ипотеке, а часто и об алиментах. Моя героиня вдруг испугалась, что эта карта, то есть любовник, может оказаться только бубновым валетом. Причем виртуальным бубновым валетом. Так что лучше сидеть вдвоем у погасшего очага, чем одному при свечах и плакать.
Мейл из Варшавы: Вы вовсе не обязаны защищаться! Хотя, впрочем, может быть, немного и прежде всего от таких мыслей, что, дескать, лучше одиночество вдвоем, чем одиночество при свечах. Психотерапевты зарабатывают на этих первых и убеждают, что лучше в слезах, чем в безнадежности. Лучше «огонь» переживать в одиночку с книжками, чем отказываться от них в пользу мужчины без свойств. Сегодня все больше женщин не хотят ставить свою жизнь вровень с кредитом. Однако предполагая, что Вы так прекрасно знаете, чего боятся женщины, вот Вам встречный вопрос: а чего боятся их мужчины?
Мейл из Франкфурта: Я не только из-за книги хотел перейти границу, которую обозначает эта банальная фраза, обычно произносимая женщиной во время спора с мужчиной: «Ты меня никогда не поймешь». У меня были и до сих пор остаются прекрасные возможности обсуждать эту тему с женщиной «до конца». И из всех дискуссий я сделал вывод, что я феминист. Настоящие феминистки могут меня упрекнуть лишь в том, что я не хожу к гинекологу. Но возвращаясь к мужчинам: они боятся главным образом других мужчин. Они знают, что мир — это джунгли из дарвиновского «Происхождения видов». Они боятся одиночества. Не могут справиться с ним. Им не придет в голову зажечь свечи и вздыхать над книгой. Мужчины боятся постели. Даже если у них нет проблем с эрекцией, то у них понижается уровень желания по отношению к собственной женщине. Они боятся признаться, что это так, потому что относятся к своей готовности к эрекции как к своего рода проверке степени умственного развития. Мужчины боятся того, что я называю синдромом ношения портфеля, то есть быть так называемым сопровождающим женщину лицом. Они боятся «носить портфели» своих женщин, даже если это дает им деньги на бензин, книги и химчистку. Кроме того, как я пишу в «Одиночестве…», мужчины «боятся зубного врача, облысения и того, что у их мобильника недостаточный роуминг… и причина всех этих страхов кроется в простате».
Мейл из Варшавы: Боже мой! Тогда уже только один вопрос: ради кого расходовать сердце и ум? Если так пойдет дальше, то окажется прав американский антрополог, который писал о мужчине как модели, выходящей из обихода. Немного жаль.
Мейл из Франкфурта: Это правда, но расходовать сердце — это так очаровательно. Даже если оно тратится на динозавров. Важно это переживать. Динозавры — это только предлог. Этот китчеватый мелодраматизм, эти губы, отпечатавшиеся на листке бумаги, эти стихи, которые хотелось бы написать и которые вдруг всплывают в памяти. Вся эта прекрасная химия и запруженные молекулами эмоций рецепторы, как из сновидения. Стоит расходовать сердце ради этих эмоций и этих химических реакций. И вообще, это не всегда должна быть ядерная реакция. Ну разве что потом захочется женщине позаимствовать немножко из этих ядер, и родить ему детей, и печь ему по воскресеньям пирог с ревенем, чтобы запах шел по всему дому. Если бы только удалось обмануть эволюцию… Да, я — выходящая из обихода модель.
Мейл из Варшавы: Все равно желаю всего наилучшего.
Малгожата Домагалик
Кое для кого сам факт, что я написал книгу, показался недоразумением. Они считали, что как ученый я в определенном смысле «предаю» свое призвание, что я «не вправе» писать беллетристику, что для этого больше подходят гуманитарии.
Я, как и Вы, компьютерщик. Во время отпуска в Греции от пляжной скуки я прочел Вашу книгу, которую нашел на полке в гостинице. Кто-то, видать какой-то поляк, оставил ее там. Вся была исчеркана. К тому же не хватало нескольких страниц. Кто-то вырвал их и унес.
Я все думал, зачем Вы написали эту книгу. Я много пережил, вроде Вас, но не настолько самонадеян, чтобы об этом рассказывать всему миру. Не в том смысле, что мне не понравилась Ваша книга. Это не так. Понравилась, иногда я даже дольше оставался на пляже, чтобы ее почитать. Меня больше раздражало, что Вам в голову пришла эта идея. Мне кажется, что в этом много высокомерия, а кроме того, я считаю, что только гуманитарий может писать книги, потому что он к этому соответствующим образом подготовлен. Для того чтобы написать хорошую книгу, надо прочитать много других. Просмотрев помещенную в книге Вашу биографическую справку, могу предположить, что у Вас было не слишком много времени на чтение. Иначе Вы не стали бы тем, кто Вы теперь, не так ли?
По-моему, Вы ступили на зыбкую почву и провалитесь. Потому что у Вас нет надлежащей выучки и Вы не владеете языком (я нашел несколько доказательств тому в «Одиночестве…») так, как это делают профессионалы. Вы ведь занимаетесь по жизни чем-то совершенно другим.
Все равно, поздравляю Вас с книгой. Это лучшая книга из известных мне, написанных компьютерщиком :-)
Всего.
Марчин Стабровский (e-mail: marcin.stabrowski@wp.pl)
Мне трудно писать о своем мастерстве. Главным образом потому, что, по словам корреспондента, у меня нет соответствующей подготовки. Зато точно могу сказать, что, когда я писал «Одиночество…», мною двигало отнюдь не высокомерие. Автора, высокомерно складывающего свои тексты в стол, наверное, не придумал бы даже Мрожек.
[44]
Кроме того, мне кажется, что на определенном этапе многие люди хотят писать. У кого-то эти «этапы» случаются еще на школьной скамье, как о том свидетельствуют последние литературные дебюты в Польше. Или, как в моем случае, человек хочет «что-то» написать. Рассказать истории, которые были его судьбой, зафиксировать мысли, которые приходили ему в голову, описать места, которые его очаровали, где с ним случилось что-то важное, привести биографии людей, которые были или остаются в его жизни значимыми и незаменимыми. В определенный момент и я оказался на таком этапе и, вместо того чтобы отбросить эту мысль как абсурдную, потому что у меня ведь нет «надлежащей выучки», «я не профессионал» или «прочел слишком мало книг», позволил себе увлечься ею: она, эта мысль, потянула за собой, и я начал записывать свои истории, составлять из них книгу.
