Коротенький и толстый человечек выглядел невероятно смешным на своих кривеньких и коротких ножках. И даже скорбное выражение, что застыло на его лице, лишь усиливало комизм. Но смеяться не хотелось, не самый подходящий момент.
— Вы товарищ Сарычев?
— Он самый.
— Ну наконец-то!
— А вы директор магазина Иосиф Львович Брумель?
— Да. Вы даже не представляете, что произошло! — охал коротышка, смешно переваливаясь с бока на бок.
Несмотря на все усилия, он едва поспевал за Сарычевым. Не особенно торопясь, Игнат, будто журавль, выбрасывал вперед длинные ноги, не желая замечать трудностей, которые он доставлял коротышке своей размашистой ходьбой.
— Представляю, — буркнул Сарычев. — Мне уже доложили.
— Это просто какой-то кошмар! Буквально все вынесли! — воскликнул Брумель в отчаянии. — Ничего не оставили.
— Вы сегодня не работаете?
— Какая работа! — воскликнул Брумель в отчаянии. — Если вы не отыщете драгоценности, так я вряд ли вообще когда-нибудь сумею работать. Я разорен!
— А что это за люди, что стоят у магазина?
— Родственники. Вы думаете, что они переживают? Ничего подобного! Это в о роны слетелись на мою беду. Каждый рад разорению Брумеля. Вон видите того седого человека?
Сарычев обернулся и узнал своего старого знакомого:
— И что?
— Это фармацевт Абрам Гусман. Мой дальний родственник. Когда у него случилась беда и его ограбили бандиты, кто, вы думаете, ему помог? Брумель! А сейчас он стоит и злорадствует!
— Это уж вы, батенька, хватили, — укорил ювелира Сарычев. — Кто же этому будет радоваться?
Игнат вдруг поймал себя на том, что разговаривает c интонациями Ленина. Вот даже «батеньку» ввернул. Надо бы от этого избавляться.
Помещение магазина не претерпело никаких изменений. Вот только следы глины, скрипящий под ногами песок наводили на размышления.
— Кто-нибудь спускался в подвал?
— Ну разумеется! — воскликнул коротышка.
— Сюда, конечно, не следовало никого пускать, — сдержанно заметил Сарычев. — Посторонние люди могли просто затоптать следы.
— Да разве их удержишь? — в отчаянии воскликнул Брумель. — Слетелись, как в о роны!
Он даже слегка приподнял руки, изображая полет воронья. Получилось очень образно. И Сарычев едва сдержал улыбку.
Сейчас Брумель напоминал капиталиста с революционных плакатов — был так же толст и краснощек. Не хватало только бравого красноармейца с винтовкой в руках, направившего штык в его толстое пузо. У Сарычева даже мелькнула мысль, что художники подсмотрели свой образ, заглядывая в ювелирную лавку Брумеля. Интересно, он сам-то подозревает о своем нечаянном сходстве с плакатным буржуем?
Спустились в подвал — хорошо освещенное помещение, с аккуратно выкрашенными зеленой краской стенами. Пролом был как раз напротив двери, довольно узкий, но при желании через него можно было вынести из магазина все.
Всюду растоптанная глина, какие-то обрывки ткани. Было изрядно натоптано. Значит, грабители провели здесь немало времени. А если учитывать, что потом в подвале побывал еще целый табун ротозеев, то отыскать что-нибудь существенное будет крайне проблематично.
— Как же это вы так? — укоризненно спросил Рубцов. — Сколько народу здесь топталось…
— А разве меня кто-нибудь спросил, когда собирался грабить? — возмутился Брумель.
— Мы не о том, — сдержанно вмешался Сарычев, — могли бы поставить охрану и никого не пускать. Дождались бы нас. А сейчас все улики уничтожены.
— Разве мне было до того? Увидев, что стало с моим магазином, я просто сел на пол и не мог подняться. Можете посмотреть. Наверняка у меня до сих пор вся задница в глине.
Подвергать сомнению слова директора не было никакого желания.
— Да, конечно. Когда вы обнаружили, что магазин ограблен?
— В пятницу все было в порядке. А в понедельник мы приходим на работу, а магазин выпотрошен, как амбар во время продразверстки.
Сарычев промолчал. Когда-нибудь такой юмор может дорого обойтись Брумелю.
— Кто охранял магазин?
— Да наш сторож Емельяныч. Как всегда…
— Я хотел бы поговорить с ним. Он сейчас здесь?
— А где же ему еще быть? Пришел, спрашивает у меня: охранять магазин или нет? И что же ему я должен ответить? Теперь в мой магазин каждый может войти и забрать все, что душе угодно! — Махнув безнадежно рукой, он добавил: — Да и брать-то больше нечего. Столы? Стулья? Ладно, сейчас я его позову.
Громко топая по деревянным ступеням, хозяин ушел.
Сарычев тщательно осмотрел помещение. Ровным счетом ничего такого, что могло бы навести на грабителей. Преступники работали, как самые настоящие кроты. Прорыли ход, вынесли лучшие драгоценности, позаботились о том, чтобы не осталось улик. Да уж, умеют люди…
Сарычев чиркнул спичкой и поднес крохотное пламя к подземному входу. Пламя осветило глинистые стены, полукруглый потолок. Сужаясь, подземный ход убегал куда-то во тьму. Ничего не скажешь, труда здесь положено немало. Нужно действительно любить деньги, чтобы отважиться на такую рискованную, тяжелую работу. Ведь может обвалиться в любую минуту.
За спиной раздались тяжеловатые шаги, затем кто-то сдержанно кашлянул. Сарычев обернулся.
— Сторож, Иван Емельяныч Кашин. — Сняв шапку, к нему подошел крепкий бородатый мужчина неопределенного возраста.
— Куда ведет этот ход?
— На ту сторону, — охотно заговорил сторож. — Там котельная заброшенная стоит, вот из нее и рыли.
— Так, значит, вы сторожили в пятницу?
— А то кто же?
Сарычев попытался присмотреться к сторожу, составить о нем какое-то мнение, но почему-то это ему не удавалось. Что-то в этом человеке было не так. Но что именно, Сарычев понять не мог. Тот явно хотел выглядеть простоватым, но поверить в это мешал хитроватый прищур его глаз и глубокая серьезная морщина между бровями. Не так прост, как хочет казаться, — отметил для себя Сарычев.
— Во время своего дежурства ничего такого подозрительного не заметили?
Сторож пожал плечами:
— Все было как обычно. Ночь вот только была холодная.
— А что вы обычно делаете во время дежурства?
— Хожу вокруг здания, чтобы не замерзнуть. — Скосив взгляд на хозяина, добавил: — А потом, так и по инструкции положено. Пусть всякий шальной народ знает, что хозяйское добро под присмотром, — он улыбнулся.
Теперь Сарычев понял, почему ему не нравится сторож, — он слишком много улыбался и очень хотел расположить к себе. Только с чего бы это, если за ним нет никаких грехов?
