К нам подходил, неторопливо и важно пробираясь сквозь траву, крупный черно-белый кот. Подойдя совсем близко, поднял морду, окинул нас янтарными глазами и мяукнул сипло, как будто спрашивал, кто мы такие и что нам здесь нужно.
– Это не кот, – сказал Флеминг. – Это бывший волк, прибившийся из лесу… Сторож.
– Ладно, дети мои, – подвел черту господин Романо. – Кот как кот, дом как дом. Дома, побывавшие под бомбежкой, как правило, выглядят безрадостно. Бедный дом… Вообще, должен заметить, что вещи, брошенные людьми, выглядят жалко. Человек придает смысл вещам, не правда ли, Клермон?
Клермон только пожал плечами. Ему было все равно.
– Я предлагаю, – продолжал господин Романо, – сделать пару снимков, а наш романтик Флеминг сравнит их с планом и определит наверняка, где был камин, а где – кабинет с картиной. Кстати, о картине. Мариночка, мы не могли бы увидеть картину… прямо сейчас? А потом приглашаю всех присутствующих на ужин. В любое место, которое вам нравится. Согласны, девочки?
Глава 20
Чудеса
Она цвела, как анемон,
Под лаской царственного друга.
Но часто плакал от испуга,
Умом царицы ослеплен,
Великолепный Соломон…
Игорь Северянин, «Рондели»
Володя Маркелов исчез. Без следа. Я несколько раз звонила ему, но мне так никто и не ответил. Соседка, прогуливающая толстого кота на поводке и в ошейнике, долго думала, а потом ответила, что в двадцатой живут какие-то новые люди, тут полно новых, кто сейчас дома – не знает, не видела.
– Правда, зайка? – обратилась она к коту. Толстый, как подушка, серый кот задрал голову кверху и ответил «мр-р-р», видимо, соглашаясь с хозяйкой. – Мы не видели! – повторила соседка.
Я поднялась к себе. Господин Романо и компания отправились в музей, а мне было приказано выбрать самое красивое из своих платьев и быть готовой к восьми часам – мы едем ужинать. Не куда-нибудь, а в «Английский клуб». А это вам не фунт изюму, как любит повторять Флеминг.
Почему, Наташа, «не фунт изюму», спрашивал Флеминг. При чем тут «фунт изюму»? Как это будет по-английски? «No kidding»
[5]
, – неуверенно отвечала я. Поговорки, пословицы и вообще фольклор – это вам не учебник, где все как дважды два четыре. Это как жизнь, где дважды два часто пять или даже шесть…
Анчутка стоял на пороге, вытягивая поочередно лапы во все стороны – потягивался. Взъерошенный, с торчащими ушами, заспанный, он даже не обрадовался мне. Видимо, отвык. Что за радость от такой хозяйки, думал, наверное, Анчутка. Не играет со мной в кошки-мышки, не покупает игрушки, с утра до вечера на работе. И настроение тоже… все время плачет. И пьет пиво. Терпеть не могу пива! Бр-р-р!
Я взяла его на руки. Он не замурлыкал в ответ. Я испугалась. Может, заболел? Прижала к себе, он ткнулся холодным влажным носом мне в шею. Нос холодный – значит, здоров. Обыкновенная депрессия.
– Извини меня, Анчутка, – сказала я с раскаянием. – Я – эгоистка без стыда и совести, я занята только своими проблемами. Жорой занята, как будто это что-то изменит… Тебе не понять, тебя не бросали. Хочешь, давай спросим у Шебы, как нам жить дальше? Хочешь?
Анчутка замурлыкал и потерся головой о мою щеку.
Следующие минут двадцать мы болтали с Шебой о смысле жизни, а также о любви. Я сидела на полу, Анчутка – у меня на плече. Шеба, освещенная светом, падающим сверху, смотрела загадочно.
– Знаешь, где мы сегодня были? – спросила я. – В лесу, в старом поместье господ Якушкиных. Там теперь одни руины… и, честное слово, я не знаю, зачем Его Превосходительству это нужно. Ехать в такую даль, чтобы найти кучи мусора, разор и запустение. А взять фамильную часовню? Я никогда в жизни не была на заброшенном кладбище. Там только фильмы ужасов снимать… в этой часовне, и старинные памятники черного мрамора, как застывшие люди. Или привидения. Воображаю, как это выглядит ночью, при свете луны. Ужас! Зачем ехать было? Из-за любви к… чему? К семье? О которой он ничего не знал до смерти своей старой тетушки Софи? Или просто любопытство?
Шеба молчала, только смотрела непонятно. Что-то переменилось в ее облике. Я протерла глаза. Исчезла метла. Ручки Шебы в пышных рукавах с кружевными манжетами были расставлены в стороны. Пальчики правой сжаты, словно по-прежнему обхватывали древко метлы, но метлы не было. Казалось, она развела руками, словно хотела сказать:
– А может, не только любопытство…
– Ты думаешь? – спросила я, шаря взглядом по полу. Растрепанная метла лежала на полу у ножки торшера. Изжеванные красные прутики были разбросаны вокруг. Анчутка! Вот причина его странной задумчивости – отравился крашеными прутиками, дурачок! – Ты думаешь, здесь какая-то тайна? – спросила я Шебу. – Ты думаешь, господин Романо ищет клад? Ящик с дублонами? Фамильные бриллианты, зарытые поспешно в семнадцатом году? А тетушка Софи сообщила последнему представителю рода Якушкиных, куда нужно ехать и где копать? А почему только сейчас? А не раньше? Зачем ждать так долго?
Шеба чуть дернула плечиками. Ямочка на левой щечке обозначилась глубже.
– Опять тайна? Ты думаешь, тайна? Какие в наше время тайны… Все уже давно известно. А если неизвестно, то нужно всего-навсего заглянуть в Интернет. Кстати, ты не знаешь, куда пропал Володя Маркелов? Мы собирались в ночной клуб. Ты не представляешь себе, Шеба, какая у меня теперь работа. Это тебе не Банковский союз! Кроме того, я познакомилась с магом и волшебником Хабермайером. Ты должна его знать. Вы, маги и волшебники, все знакомы друг с другом. Удивительный красавчик! А я-то думала, все маги вроде Мерлина – маленькие, злые, с крючковатым носом. А может, он просто фокусник? Артист? А какая, собственно, разница? Какая разница, если я не могу отличить поддельных летучих мышей от настоящих?
Грэдди Флеминг… это секретарь господина Романо. Тоже ничего, но страшный сухарь. Настоящий английский стряпчий из романа Диккенса.
А Клермон! – Я рассмеялась. – Тонкий, нежный как цветок, вечно недовольный. Кроме того, у него хронический насморк из-за гостиничных сквозняков. Все время чихает. Вообще, странная команда у господина Романо, надо тебе заметить. Флеминг называет ее «форс-мажорный квартет». Теперь, говорит Флеминг, мы – квинтет. Это из-за меня. А господин Романо называет их всех своей семьей.
У Аррьеты прозвище Хунта. Флеминг просил никому не рассказывать. Но все, по-моему, и так знают.
Гайко – серб, кажется, или хорват, человек в себе, все время молчит, но выразительно смотрит и постоянно меняет позы, опирается о стену или дверной косяк всеми частями тела – то спиной, то плечом, то боком. Дружит с Флемингом. Они оба – демократический фланг команды, так сказать.
Клермон, оказывается, настоящий маркиз, дальний родственник господина Романо. Аррьета тоже намекала туманно на свое аристократическое происхождение. Не понимаю, почему Хунта. Очень красивая женщина, немного похожа на тебя. Но ты, Шеба, лучше.
