– А потом домой? – спросила я.
– Домой? Разве Грэдди вам не рассказывал?
– Грэдди мне никогда ничего не рассказывает, – ответила я.
– Эти англосаксы страшно скрытные, видимо, климат сказывается. И бесчувственные. Не то что мы, дети Средиземноморья. После Санкт-Петербурга мы направляемся в Грецию. Там сейчас другой мой друг, археолог, руководит раскопками на Крите. Оттуда… даже не знаю. Расписание у Грэдди. По-моему, в программе Индия. Вы когда-нибудь были в Индии, Наташа?
– Нет.
– Хотите с нами? Нам нужен переводчик и женская рука.
– Я выхожу замуж, господин Романо.
– Жаль! – воскликнул он и тут же спохватился. – То есть прекрасная новость! Поздравляю от души. А кто же счастливчик?
– Вы его знаете, он рассказывал вам о банках…
– Ну как же, помню, – напрягся господин Романо. – Господин Андрус! Дельный молодой человек, – припомнил он. Будучи дипломатом, господин Романо не стал говорить вслух, что, кажется, видел Жору на приеме в мэрии с другой невестой, хотя ему было страшно интересно, что же там у них произошло.
– Спасибо, – ответила я. – Я, собственно, зашла попрощаться… мы тоже уезжаем. В Италию…
– В Италию! – обрадовался господин Романо. – Прекрасная страна для свадебного путешествия. Когда-нибудь навестите там старика…
– Кого? – не поняла я.
– Меня, – объяснил господин Романо.
– Разве вы старик? – возразила я. – Вы совсем не старый, господин Романо. И вы обязательно найдете город в джунглях.
– Найдем непременно. Спасибо, Наташа. Это ваш… гонорар, – он протянул мне конверт. – Я всегда с удовольствием буду вспоминать ваш город и… вас. Эх, был бы я помоложе!
– Господин Романо, я действительно похожа на Софи Якушкину?
– Немного похожи, Наташа, – не удивился господин Романо.
– А у вас нет ее фотографии?
– У меня есть ее автопортрет. Она была не очень умелой художницей и рисовала, видимо, с фотографии. Но получилось довольно мило. Достаньте, пожалуйста, конверт из среднего ящика стола.
Я выдвинула указанный ящик письменного стола, достала большой желтый конверт из плотной бумаги. Взглянула на господина Романо. Он кивнул. Я раскрыла конверт и вытащила оттуда очень старую, выцвевшую, словно присыпанную сероватым пеплом, хрупкую акварель. Девушка в белом платье стояла, прислонившись к стене старинного дома, увитого розами. Каштановые волосы чуть шевелит ветер, на лице легкий загар, на шее красные коралловые бусы. Девушка улыбается. Край рыжей черепичной крыши над головой, выше – голубое небо, синее море вдали. Пасхальная открытка, наивная и радостная…
Девушка не похожа на меня… разве что цвет волос, фигура… что-то общее, возможно, в повороте головы. Я перевернула пожелтевший лист. На обороте была едва заметная надпись, сделанная простым карандашом: «Софья Якушкина, Капри, 1922».
– Мы не очень похожи, – сказала я разочарованно.
– Грэдди считает, что похожи, – заметил господин Романо.
– Мне пора, – сказала я, пряча картинку в конверт. – Привет мальчикам.
– Передам. Жаль, что вы их не застали. До свидания, Наташа.
– Желаю вам найти город в джунглях, господин Романо.
Мы обнялись. Он поцеловал меня в макушку, и на том мы расстались.
Я шла по городу – Золушка, выигравшая миллион в лотерею…
Останавливалась перед витринами, рассматривая платья, шляпы и шубы. Я могла купить любую одежку из любой витрины.
Мелькнула мысль забежать на минутку к Татьяне, но мне не хотелось отвечать на ее вопросы.
Вечером мы идем в «Английский клуб». Жора пригласил меня на ужин.
Можно было свернуть в Банковский союз, собрать урожай завистливых взглядов и фальшивых пожеланий и посмотреть заодно на Зинкину физиономию. Вот вам! Но настроение не располагало.
Можно еще зайти в парк… Почти месяц назад цыганка в парке нагадала мне фарт. Я представила, что иду по заснеженной аллее, а навстречу откуда ни возьмись та самая цыганка.
– Постой, – скажет мне цыганка, – это ты? Ну что, кто был прав? А ведь ты мне не верила? А мы древнее племя, мы все знаем про будущее.
– Ты, ты была права! – отвечу я цыганке. – Я теперь на белом коне, в замке с маленькими розами по южной стене… красными и белыми…
– Не продешеви, – скажет опять цыганка. – Спроси сердце, чего хочет.
– Уже спросила, – отвечу я и приглашу ее в бар на рюмашку чего-нибудь сладкого или горького. Потому что я теперь богатая женщина, могу себе позволить…
Задумавшись, я брела по аллеям парка, и молодой снег, как фольга, хрустел под ногами. Снег лежал и на той самой скамейке. Я стояла перед скамейкой, вспоминая цыганку и ее слова, пока не замерзла…
– Шеба, – позвала я, усаживаясь на пол перед моей ведьмой. – Спасибо!
Она смотрела на меня, как всегда, загадочно, чуть улыбаясь кончиками губ. В глазах – мудрость, сочувствие и понимание. Я поправила берет на черных блестящих завитках, расправила пышную юбку, подтянула полосатый чулок.
– Я уезжаю, – сказала я. – В Италию. С Жорой.
Она улыбнулась. Честное слово! И качнула ногой. Деревянная обувка слетела с ноги и с громким стуком упала на пол. Я рассмеялась. Подняла сабо и надела на крошечную ножку.
– Я счастлива, Шеба! Слышишь? Я счастлива!
* * *
…Я проснулась первой. В спальне было полутемно. Слабый утренний свет просвечивал через плотные малиновые шторы. Жора крепко спал. Он лежал рядом, разбросав руки. Равномерно поднималась его грудь. Я принялась рассматривать Жорино лицо. Мощные надбровные дуги, крупный нос, рельефный рот, квадратная челюсть. Лицо победителя. Я протянула руку и осторожно погладила Жору по щеке. Он, не просыпаясь, смешно почмокал губами, словно собирался сказать что-то, да передумал.
– Я счастлива, – прошептала я. – Слышишь, Жора, я счастлива! Я тебя прощаю, Жора, в моей душе уже нет ни горечи, ни боли. Мы – то, что мы есть, Жора. Кому много дано, с того много спрашивается. Тебе дано очень много, Жора. Умен, красив, удачлив, богат. Ты прекрасный принц, Жора. Я прощаю тебя и обещаю никогда больше не грустить и не горевать… Никогда!
…Я бродила босиком по квартире Жоры, оформленной известным городским дизайнером. Пол был теплый. Мой любимый ковер, казалось, светился – желто-оранжевый, слегка выгоревший. Цвета песка. Жора сказал, что ему четыреста лет и соткали его бедуины Аравийской пустыни. Разумеется, его почистили, добавил Жора. Мало ли кто сидел и лежал на нем за четыреста лет.
Удивительно, как долго живут вещи…
…Мое прекрасное платье от Регины Чумаровой, лежавшее на кресле в гостиной, было похоже на плоскую женщину без головы. Тускло блестели хрустальные бусины на лифе, легко шевелилась от невесомого сквознячка юбка.
